Разбуди меня

Zetta

— Пойдёмте спать, ребят, — сказала она, видя, что Гермиона едва передвигает ноги. — Не хватало ещё попасться Филчу. Завтра поговорим, ладно?

Когтевранцы и гриффиндорцы разошлись, и последних долго не хотела пускать Полная Дама, смотревшая, наверное, уже десятый сон. Её пришлось будить; это заняло столько времени, что даже Дин уже успел вернуться от Хагрида.

— Ну пожалуйста, не сердитесь на нас! Лео фортис!

В конце концов Полная Дама всё-таки открыла проём, и ребята, которых уже тряс сонный озноб, скользнули в приятное тепло своей гостиной.

Ложась спать, Гермиона прокручивала в голове все события за последние несколько часов. Она была почти уверена, что назавтра всё это покажется ей глупым сном. Не было никакого гиппокампа, кентавров, Нотта...

Он защищал меня. Не атаковал и не провоцировал, а защищал. Это не может быть правдой, но это так. И это потрясающе.

Тео...

Я что, уже мысленно называю его по имени? Великолепно.

И всё-таки приятно, когда за тебя вступаются и заботятся о тебе. Когда наконец можно почувствовать себя хрупкой маленькой девочкой.

С этими мыслями Гермиона, улыбаясь безмятежной улыбкой, провалилась в сон.

С наступлением ноября на замок опустился густой туман, время от времени разбавляемый противным, но неизбежным «снегодождём». Квиддичные тренировки зачастую проходили не в самых благоприятных условиях, и Падме, наблюдавшей из окна своей спальни за продрогшими, вымокшими до нитки спортсменами, всё чаще приходила в голову мысль, что, пожалуй, хорошо, что она не играет в квиддич.

Когтевран готовился к матчу против Слизерина, но привычный накал страстей, предшествующий самой игре, никоим образом не касался отношений Падмы и Малфоя. По мере усложнения предметов, которые они изучали, а также заданий, которые необходимо было выполнять — и выполнять не просто, а блестяще, как требовали преподаватели — они всё больше сплачивались и были готовы в любую минуту поддержать друг друга.

У Падмы был заметный прогресс в легилименции: с каждым новым уроком она всё лучше противостояла воздействию Уильямсона, и тот не переставал ею восхищаться. Однако постоянные нагрузки не могли пройти даром. После памятного похода к гиппокампу, внезапного исчезновения Гермионы в лесу и, главное, из-за недомолвок с Дином у Падмы в результате стресса случилось что-то вроде временной утраты способностей.

На этот раз они с Драко экзаменовали друг друга, и Падме выпало первой читать его мысли. Малфой давно научился выдавать то, что хотел, а не то, о чём на самом деле думал, и на этот раз Падма увидела в его мыслях ничью между их факультетами в ближайшем матче. Ей было приятно, и она уже с улыбкой опустила палочку, как вдруг подумала: последний матч в сезоне Когтевран играет против Гриффиндора, и Дин, как капитан, конечно приложит все усилия, чтобы выиграть его... Да, разумеется, она была его персональной болельщицей, но и за свой факультет болела не менее сильно. Если выиграет Гриффиндор...

Почему-то сейчас ей казалось, что это будет поражение, нанесённое Дином лично ей.

Всё хорошее настроение мигом улетучилось. Пока Падма убеждала себя, что до последнего матча ещё очень далеко и не стоит пока забивать этим голову, Малфой молча наблюдал за ней: он видел, что в его соратнице происходит какая-то внутренняя борьба. Падма изо всех сил попыталась отогнать лишние мысли и освободить сознание для того, чтобы показать Драко что-нибудь нейтральное. Однако ей это не удалось.

Применив заклятие «Легилименс» без особого усердия, чтобы не мучить разум Падмы, Малфой принялся читать её мысли и с первой же секунды понял, что перед ним появляются картины всего произошедшего ночью тридцать первого октября. Вот школьники идут за Хагридом, вот зовут из воды чудо-животное, вот гладят его и кормят... Всё было спокойно.

Потом пропала Гермиона. Падма не видела смысла показывать Малфою сами поиски, и с этого момента попробовала думать о чём-то другом, однако у неё ничего не вышло. Она пыталась восстановить контроль над роящимися в голове образами, но два из них никак не хотели покидать её сознание: Гермиона, растерзанная зверьми Запретного леса — именно этого Падма больше всего боялась в ту ночь — и порядком взволнованный Дин, продирающийся сквозь колючие кустарники и тщетно зовущий Гермиону.

По тяжёлому дыханию Падмы Малфой понял, что она уже плохо контролирует свой разум, и поспешил отменить заклинание. Когтевранка бессильно опустилась на ближайший стул.

— Ты в порядке? — спросил Драко, всматриваясь в её усталое лицо. — Как себя чувствуешь?

— Нормально... — ответила она еле слышно. — У меня ничего не выходит. Первый раз такое.

— Это бывает, ты же знаешь... — Малфой замолчал, но спустя несколько секунд заговорил вновь: — Почему ты не рассказала мне, как пропала Гермиона?

— Но разве Астория...

— Она сказала лишь, что Гермиона заблудилась в лесу и в итоге нашлась сама.

— Ну да... А что не так?

— Я думал, она исчезла по дороге в замок, а, оказывается, это случилось ещё на берегу. У меня словно паззл в голове сложился: Нотт.

— Что — Нотт? — непонимающе уставилась на него Падма.

— Он ушёл как раз около восьми вечера, когда вы и собирались идти смотреть этого гиппокампа. Он знал, во сколько вы пойдёте к Хагриду. Наверняка он слышал, как Астория говорила мне время и место.

— Подожди... ты думаешь, что он причастен к исчезновению Гермионы?

— Пока я просто не исключаю такую возможность. Всё выходит слишком гладко.

— Да, ты знаешь, — Падма даже оживилась: всё указывало на то, что догадка Малфоя верна, — Нотт с самого приезда преследует Гермиону, устраивает показательные выступления, шантажирует... Может, в Хэллоуин он хотел наложить на неё непростительное заклятие? А что — ночь, лес, да ещё и праздник. В такое время её бы нескоро хватились.

— Непростительное? Не думаю, что он снова начнёт этим промышлять, — сказал Драко, крепко задумавшись. — Что-то здесь не так. Конечно, я не знаю Нотта настолько хорошо, чтобы быть уверенным на сто процентов, но могу сказать, что он очень изменился. Он мечтает забыть всё, что творил весь прошлый год, эти истязания полукровок...

Но Падма решительно тряхнула головой.

— Не соглашусь с тобой. Нотту незнакомо милосердие, раскаяние, да и вообще какие-либо моральные качества. Я не верю в то, что он мог стать другим человеком. Он бессердечен, его душа давно сгнила, он сам разрушил её своими бесчисленными Круциатусами.

— Падма, — мягко прервал её Малфой, — ты же сама говорила, что любой человек может измениться.

— Это не тот случай, — резко возразила она, сверкая глазами. — Ему нельзя доверять! Бедная Гермиона, она была так измучена после возвращения из Запретного леса... Наверное, до сих пор ходит под заклятием Империус, а мы и не замечаем!

— Успокойся, — уже твёрже сказал Драко, видя, что Падма всерьёз начинает паниковать. — У тебя, похоже, нервное истощение.

— То есть? — она сделала вид, что не понимает, о чём он говорит.