Раздел имущества
Шрифт:
Чем больше она приходила к мысли о том, что смерть и разочарования суть неотъемлемая часть жизни, тем важнее для ее будущего казались деньги и тем более вправе она считала себя их получить. Парадоксально, но в то же самое время возможность получения денег, даже десяти фунтов, вынуждала ее противостоять реальностям жизни — этой скучной работе и существованию без любви, о которой только и можно было говорить, за исключением того, что ей придется слишком много работать, чтобы удержаться на плаву, — и просто обычного угнетающе монотонного существования, пока она медленно продвигается к среднему возрасту. Когда бы она ни начинала об этом думать, ею овладевала жалость к себе, и ее решимость получить свою долю денег и с помощью нее изменить жизнь крепла, даже если это и разрушит планы Руперта.
Сегодня
В зале ожидания для пассажиров «Евростар» Поузи купила два журнала мод — «Вог» и «Парископ» и, подумав о Париже, почувствовала приятное волнение, даже несмотря на свое трудное дело. Она уедет подальше от магазина «Рани», получит удовольствие от приключения, французской еды, Англия останется далеко, и, может быть, Поузи даже увидит Эмиля. Объявили посадку. Она покатила чемодан к эскалатору и тут заметила впереди себя знакомую фигуру — высокую, с худыми плечами и тощей шеей; картину дополняли седые волосы с забавным розовым оттенком и мятое пальто. Без всяких сомнений — поэт Робин Крамли собственной персоной, как и она сама, направлялся в Париж, прихватив с собой «Файнэншл таймс».
— Здравствуйте, — сказала Поузи, подкатив к нему чемодан. — Кажется, им не удастся удержать нас вдали от круассанов и улиток.
— Здравствуйте! Как мило! Мисс Венн! Поузи! — ответил он необычайно сердечно и уверил ее, что она ни в коем случае ему не помешает, что он будет очень рад, если они сядут вместе. Поузи вела себя неуверенно, не зная, как нужно обращаться с поэтами во время поездки на поезде — общительны ли они в это время или погружены в мысли?
Пока они были в пути, Поузи рассказала Крамли о том, что ей предстоит сделать в Париже, но не упомянула при этом о своем страшном грузе. А он, в свою очередь, поведал, что собирается провести выходные с одной очаровательной французской семьей по фамилии Дезмарэ, которых он иногда навещает летом в Дордоне. Они собирались вместе сходить на пьесы Пинтера, которые в Париже давали на французском языке. Крамли также рассчитывал, пока он в Париже, навестить американку, Эми Хокинз, с которой все они познакомились в Вальмери, — помнит ли ее Поузи? Крамли и Поузи обменивались воспоминаниями о ланче в Сен-Жан-де-Бельвиль и последовавшей затем аварией автобуса в снегу и об их спасении — подумать только, это было так недавно, а кажется, что с тех пор прошло столько времени! Это потому, что там все так не похоже на Англию! В вагоне-ресторане они купили несколько маленьких бутылочек красного вина Bado^it и сандвичи и поболтали за ланчем.
— Что вы думаете о Вордсворте? — спрашивала Поузи, выискивая подходящие для разговора темы. — Обязаны ли ему чем-нибудь знаменитые поэты современности? Мне кажется, в некоторых ваших произведениях я нахожу отзвук его работ, хотя, конечно, у вас очень самобытный стиль.
— О, всем, всем обязаны! Он — мой величайший вдохновитель. Особенно его «Прелюдии», — отвечал Крамли, думая о том, чт'o за очаровательная девушка, эта Поузи. Здесь она казалась гораздо милей и раскованнее, чем там, в снегах, и не отягощенная переживаниями о состоянии ее бедного отца. — В каком-то смысле именно Вордсворт освободил нас.
— Язык?
— Простота стиля, задушевность повествования…
Он согласился, что то, как обошелся с ней отец в завещании, просто оскорбительно, хотя она и постаралась рассказать об этом в шутливой манере, и обрадовался, услышав о том, что ей причитается доля собственности отца на юге Франции, что в итоге должно составить какую-то существенную сумму — практически, полмиллиона, без вычета налогов.
— Ничто так не украшает женщину, как собственность, — сказал Крамли, подражая манере Уайльда, а может быть, и Шоу. Он шутил только наполовину. Он потом узнает, какие сейчас цены на недвижимость во Франции. Поузи решила, что он удивительно понимающий и невероятно симпатичный — как она раньше не замечала! Она поняла, что и ему приходилось в жизни страдать, хотя он этого и не говорил. Она находила, что и его потрепанные манжеты тоже симпатичны, — знаменитый, выдающийся, однако нуждающийся человек, вроде Д. Г. Лоуренса; между ними даже было заметно сходство: тонкая, как стебель, шея и плохая стрижка.
На следующий день Памела Венн и Тревор Осуорси тоже должны были ехать в Париж. Осуорси заказал номера в отеле «Де Лилль» для них всех. Этот маленький отель предложила Жеральдин — он находился недалеко от ее дома и от дома Эми, — поскольку это имело значение: накануне в отеле должна была остановиться Поузи. У Памелы не было особых планов на время ее пребывания в Париже, только походить по музеям и магазинам, да встретиться со своей подругой по несчастью, Жеральдин, и, кроме того, вероятно, присутствовать на том поминальном ритуале, который выберут для Адриана его дети и вдова. В Лондоне они организовали простую кремацию и не решились заказать отпевание, поскольку думали, что Керри захочет присутствовать на службе. И все же в «Таймс» и «Гардиан» появились достойные некрологи, а в «Гардиан» даже с фотографией. Пам сделала несколько вырезок, чтобы потом отдать их Керри.
Прошло уже много лет с тех пор, как она была в Париже последний раз. Лувр отреставрировали, и в его внутреннем дворе возвели стеклянную пирамиду, которая стала одной из достопримечательностей Парижа, — вот как давно она не приезжала сюда! Ей доставило удовольствие, что многое осталось неизменным, и она предвкушала, как попробует рагу с бобами, заливное из утки и приличный камамбер.
— Да, сыр там очень хорош, — согласился с ней Осуорси.
Пока они ехали в поезде, Осуорси доверительно рассказал Памеле о проблемах с недвижимостью, которые ему предстояло улаживать. Ему надо было встретиться с французскими налоговиками и попытаться согласовать расхождения в английском и французском законодательствах, касающиеся завещательных распоряжений. Он был уверен, что все кончится тем, что налоги на французскую собственность будут заплачены во Франции, а на английскую — в Англии, при этом каждая из двух стран должна согласиться не учитывать собственность Венна в другой стране. Однако в настоящий момент каждая из стран, кажется, расположена оценивать все имущество Венна, независимо от того, где оно находится — во Франции или в Англии, — как подлежащее налогообложению. Осуорси озадачивали некоторые французские идеи, но, к счастью, существуют договора об уплате налогов, и все образуется. Хорошо еще, что Адриан сохранил свой официальный адрес в Англии, а то бы Франция, несомненно, обложила налогом и его английскую собственность. А при существующем положении они смогут этого избежать.
Одно особенно странное положение закона касалось того, что Виктуар, незаконнорожденный ребенок, во Франции должна была наследовать на общих правах, почти что наравне с Поузи и Рупертом, хотя Венн даже не упомянул ее в завещании, да он даже никогда не признавал ее своей дочерью. Господин Осуорси негодовал.
Этого бы никогда не случилось в Англии, если бы только сам покойный не захотел, а у Адриана точно не было намерений это делать — он даже мог не знать о существовании этой женщины. Какая-то неестественная логика у этой Французской революции[147]: вознаграждать людей за то, что они являются детьми любви! Только французы способны такое придумать!
Хотя Осуорси и признавал, что в этой идее — давать привилегию детям любви — есть своеобразный сентиментальный шарм, он все же негодовал из-за насилия, которому подвергал французский закон последнюю волю Адриана, ясно выраженную и состоявшую в том, что его движимое и недвижимое имущество наследуют его жена и младший сын, десять тысяч фунтов отходит старшему сыну и десять фунтов — Поузи. Что может быть яснее в таком деле и разумнее? Предстояло воспитывать и давать образование Гарри, за что еще придется заплатить. Керри жила в ch^ateau, это был ее дом. Руперту деньги не нужны, он уже вырос, имеет работу, стоит на ногах.