Разделенные сном
Шрифт:
Быстро проглотив свой кусочек хлеба – всё, что у меня есть до ужина, я, удивившись отсутствию даже ощупывания, выскакиваю из дома. На улице сухо. Этого не может быть, но очень сухо, как будто прошла целая неделя или даже больше. Разве такое возможно? Где же я была всё это время?
С новой силой накатывает страх, перед глазами всё плывёт, поэтому я присаживаюсь на корточки, чтобы перевести дух. Мимо проходят равнодушные люди, им достаточно только взгляда на мои уши, чтобы с брезгливостью отвернуться. Но я же не виновата в том, что родилась такой! Хочется плакать, но нельзя, если заплакать на улице – побьют обязательно, и я опоздаю в школу.
С трудом поднимаюсь на ноги, улица немного качается перед глазами. Идти очень тяжело, но я упорно иду вперёд, нельзя мне опаздывать. Вот уже скоро и школа. Радостные дети всех возрастов идут к кирпичному зданию, означающему для меня боль и унижение. Школа, в которой я – самое ненавистное существо абсолютно для всех. Надо пережить ещё один день…
Вот и улыбающийся куратор, он смотрит на меня с брезгливостью, но я уже привыкла. Тихо поздоровавшись и дождавшись кивка, прохожу в просторный холл. Сегодня другие ведут себя странно – нет ни оскорблений, ни попыток ударить – они все держатся от меня на расстоянии, как будто я очень грязная… Но это же не так? Я машинально осматриваю платье – вдруг не заметила, как испачкалась. Что произошло?
От страха становится трудно дышать, но я упорно дохожу до своего класса, чтобы устало плюхнуться на стул, даже не проверив его. Хоть что-то не меняется никогда – на стуле оказывается ядовитая колючка. Сильной болью прошивает всё тело, перед глазами на мгновение темнеет и отнимаются ноги. Я даже не могу подняться, чтобы выкинуть эту колючку, поэтому её слабый яд продолжает выделяться в место укола, обещая мне долгую жгучую боль. В голове неожиданно проясняется и страх отступает. Мне что, нужна боль, чтобы не бояться? Как странно…
На уроках меня не спрашивают, а я стараюсь не выходить из класса без нужды. Моё терпение оказывается вознаграждено: напрягая слух, я слышу разговор двух учениц, сидящих недалеко от меня. Одна из них интересуется, почему меня оставили в покое, а вторая объясняет…
– Она декаду назад до школы не дошла, мы думали, сдохла, – произносит ученица. – Но тут вдруг с неба опускается шар, в котором боги передвигаются…
– И что случилось? – с любопытством спрашивает её собеседница.
– Всех учителей и директора раздели и наказали перед всей школой за это отродье, – отвечает ученица. – Они так визжали, что пробовать это на себе никто не хочет.
– Жалко… – вздыхает собеседница. – Она так здорово унижалась и лизала сапоги…
– Вступились за своё отродье проклятые боги… – с ненавистью в голосе говорит первая девочка, а я просто не могу поверить.
С неба сошёл бог, чтобы защитить меня и наказать моих обидчиков?! Значит, он мог и маму наказать? Поэтому она так смотрит! Она меня боится! Наконец-то за меня отомстили! Радость смывает страх, а понимание, что учителя отомстят за своё унижение, придёт только потом. Сейчас я радуюсь. Да что там радуюсь… Как описать это чувство? Я ликую – меня впервые в жизни защитили!
Знать, что меня боятся, оказывается очень приятно почти до самого вечера, а потом наступает расплата. Меня вызывают к столу учителя и начинают опрашивать. Постепенно возвращается страх, затем меня просто охватывает паника – на половину вопросов я не знаю ответов. Просто впервые слышу эти вопросы. Паника становится всеобъемлющей.
– Калира, вы не знаете урока, – констатирует учитель, доставая тонкую, покрытую едва видимыми шипами палку – самое жестокое наказание в школе. – Вы знаете, что должны сделать.
Сопротивление бесполезно. Будет только хуже. Поэтому я непослушными пальцами начинаю расстёгивать платье, а класс с жадностью наблюдает за моим обнажением. Сегодня я сорву горло криком, и никто меня не защитит, потому что учитель в своём праве. Волна паники накрывает меня с головой – и дальше я ничего не помню.
Открываю глаза. Я лежу на полу в пустом классе, вокруг никого нет, а всё тело болит так, что хочется просто плакать. Кажется, я уснула, и меня наказали спящую, но я почему-то не проснулась. При попытке пошевелиться становится ещё больнее, но, судя по крови на полу, платье надевать нельзя – оно запачкается, а другого у меня нет. Идти домой так? Страшно. Что же делать, кто подскажет?
С огромным трудом поднимаюсь. Нет, сейчас я никуда не смогу пойти. Ноги почти не двигаются, руки дрожат так, что в глазах темне…
Глава третья
Гри’ашн
Я рассказываю прочитанное дяде Саше. Так как сумел запомнить наизусть, то так и рассказываю, как заучил. Он не прерывает меня, только что-то быстро записывает в лежащем перед ним «блокноте». Если бы не дядя Саша, я бы всех этих слов и не знал, но он мне рассказывает и показывает. Я не спешу, рассказывая, чтобы не упустить чего.
– То есть, получается, запрос к этой вашей магии… – задумчиво говорит он, когда я заканчиваю. – С целью создания ячейки общества, причем ваш возраст роли не играет. Интересно.
– Но для него нужен второй кто-нибудь, – сообщаю я.
– Вторая, насколько я понимаю, – хмыкает дядя Саша. – Вы же двуполые. Хорошо, с этим разобрались, запомнили и пока отложили. Что ты там подслушал?
– Двое Высших говорили об игре, – я цитирую то, что услышал, и мой… моё самое близкое существо становится серьёзным.
– Что это за жертвоприношение, выяснить можно? – спрашивает он.
– Живых сажают на штырь, – объясняю я. – Он сначала раскаляется, а потом становится ледяным, забирая магию и жизнь. Эта магия используется, а жизнь служит подпиткой ритуала. Судя по всему, мне остался год…
– Значит, у нас есть год, чтобы придумать, как тебя спасти, – дядя Саша о чём-то напряжённо думает. – Эх жаль, я не рядом, но будем учиться.
И вот теперь он начинает мне рассказывать о различных способах разрушения и убийства. Как из подручных материалов сделать бомбу, как прятаться, как убежать так, чтобы не нашли. Но я говорю, что нашёл ритуал Убежища, только не знаю, как он работает, потому что кроме одной строчки вызова, о нём ничего нет.