Разделенные сном
Шрифт:
Я зажмуриваюсь, дрожа от ужаса, но ничего не происходит, а Гри’ашн через некоторое время поднимает лицо, часто дыша, как маленький зверёк. В его глазах – отражение такого же страха, как и у меня. Если он жив, что это было?
– Н-наказали… – чуть заикнувшись, тихо объясняет он. – Н-нельзя т-так д-делать… – наверное, моё лицо очень уж красноречиво.
– Ты не умрёшь? – очень тихо спрашиваю я.
– Б-бывало и ху-хуже, – говорит он, отчётливо заикаясь.
Тут я понимаю: я обречена. Мне никогда не стать богом, да и вряд ли это – обычное обучение. Я осознаю: отныне в моей жизни будет только боль, страшная боль, и ничего другого. Как же я хочу умереть!
С трудом найдя в себе силы, я, глядя на пожертвовавшего собой ради меня мальчика, начинаю медленно есть. Варево уже не кажется нежным. Оно, будто песок, с трудом протискивается в глотку, а мне опять страшно, отчего попадать в рот ложкой сложно. Я промахиваюсь, попадая то в нос, а то и в глаз. В груди горячо, как будто меня на плиту посадили, было так один раз в детстве. Почему я тогда не умерла?
Закончив, с грехом пополам с едой, я поднимаюсь из-за стола. Стою я, правда, так себе, комната явственно качается, но Гри’ашн поддерживает меня.
– Пойдём, погуляем, – предлагает он мне.
Я вскидываю на него глаза – ведь я даже стою с трудом, какое уж тут «гулять»? Но, видимо, Гри’ашн знает, что говорит, а мне… мне уже всё равно. Боль здесь намного более страшная, чем была, поэтому мне остаётся только покориться. Поэтому я киваю ему, пытаясь сделать шаг.
Почти повиснув на Гри’ашне, я добираюсь до той штуки, что поднимала нас, теперь она опускается. Он буквально на себе вытаскивает меня на улицу, при этом перед моими глазами какое-то марево, отчего я ничего не воспринимаю. Думая, что мы останемся вблизи входа, удивляюсь, когда Гри’ашн утаскивает меня куда-то в сторону, чтобы усадить на низкой скамейке у какой-то воды. Наверное, это озеро.
– Подыши, – предлагает он мне. – Считаешь про себя до трёх – это вдох, потом опять так же – выдох. Давай вместе.
Некоторое время мы старательно дышим. Перед глазами немного проясняется, я вижу вокруг лес, а прямо перед нами – небольшое озеро. Поблизости никого нет, отчего Гри’ашн, внимательно осмотревшись, облегчённо вздыхает.
– Скажи, – решаюсь я спросить, – а такое воспитание болью – нормально? Тот, кто может её испытать и выжить, становится богом?
– Они не боги, – Гри’ашн понимает, что я хотела сказать. – Просто Высшие, в отличие от нас. Мне нельзя говорить о нашем с тобой статусе, – поясняет он.
– Значит… – я задумываюсь, пытаясь понять, что это значит, но Гри’ашн снова разрушает мой мир одной лишь фразой.
– Это игра, – говорит он, и всё становится на свои места. – Игра Высших.
Это игра. Мной играют, и Гри’ашном, наверное, тоже. От осознания этого я задыхаюсь, потому что происходящее значит только то, что впереди много боли. Раз мне не положено нижнее бельё, и Гри’ашн даже не знает, что это такое, то впереди много боли, и наступить она может в любой момент, иначе зачем бы?
– Ты со мной будешь делать страшное? – кажется, мой голос звучит жалобно.
– Я никогда не причиню тебе вреда, – он будто клянётся. – Никогда!
– Я тебе верю, – отвечаю я. А что мне ещё остаётся?
Я не глупая – дура бы не смогла выжить в моей семье и моей школе. Логические выводы делать я умею. Гри’ашн, наверное, такой же, как я. Учитывая его шрамы и то, как он переносит боль, мне предстоит очень многое, от чего я, наверное, сойду с ума. Или умру раньше. В любом случае у меня нет выбора, здесь моя жизнь абсолютно точно закончится. Наконец-то.
Глава пятая
Гри’ашн
– Как ты думаешь, – спрашиваю я дядю Сашу, – если я ей предложу Выбор, она согласится?
– Смотря, как предложишь, – улыбается мне мой самый близкий… человек, они так называются – «человеки». – Так понравилась?
– Она уже готова умереть, – объясняю я. – Не хочу, чтобы она умирала, а так я смогу забрать себе хоть часть боли во время наказания.
– Самопожертвование… – произносит дядя Саша незнакомое слово. – Тоже вариант. Попробуй. Судя по тому, что ты мне рассказываешь, вам надо бежать, вот только куда?
– Не знаю, – вздыхаю я. – Тут бежать некуда, везде найдут, разве что ритуал поможет…
– Выбора или… – начинает он, но я уже вижу, что дядя Саша понял, потому киваю.
– Он простой, только там какие-то Испытания, – объясняю я. – Не знаю, что это такое.
– Проверь, что тебе доступно стало теперь, – советует мне он. – Может быть, лаборатория? Тогда ты можешь сделать подарки.
– У неё стали чаще обмороки… – вспоминаю я. – Это что-то значит?
– Может значить, – кивает дядя Саша. – Я тут с нашими медиками советовался, говорят, может означать развитие сердечной недостаточности, ты вот что…
Он объясняет мне, как обнаружить эту странную недостаточность и что делать, если это всё-таки она. Хотя и дядя Саша, и я понимаем: Калира, скорей всего, оставшееся до Академии время не проживёт, а сама Академия – это темница без шанса на побег. Значит, надо что-то придумать за оставшееся время.
– Ваша магия тебе совсем недоступна? – интересуется у меня дядя Саша, на что я просто качаю головой.
– Если поймают, я могу не пережить, помнишь, ты про шок говорил? – отвечаю ему, припоминая сам.
Это было три или четыре больших оборота назад, меня даже не наказали, а избили Низшие, сломав какие-то кости, отчего я почти умер. Тогда я и увидел, как проходит Жертвоприношение. Точно зная, что меня ждёт, я понимаю, что для меня будет лучше умереть до этого момента. Так вот, если поймают за занятием магией без разрешения – Жертвоприношение будет немедленно. Высшие очень не любят именно такие нарушения. Сдаётся мне, что и всё это море боли, в которое меня погружают – тоже неспроста.
– Хорошо, – кивает дядя Саша. – Пробуй свой Выбор.