Разделенные сном
Шрифт:
На этом сон заканчивается. Я открываю глаза и обнаруживаю, что сплю рядом с Калирой – на одной кровати, хотя и не понимаю, как так вышло. Попытавшись подняться, внезапно обнаруживаю, что сделать этого не могу – девочка вцепилась в меня и не отпускает. Как же расцепиться, чтобы её не побеспокоить?
– Ой… – слышу я. Проснулась всё-таки, надеюсь, истерики не будет. – Прости…
– За что? – я удивляюсь так, что чуть не падаю с кровати.
– Я тебя заставила, – тихо говорит Калира. Она очень красивая со сна, я только сейчас это вижу. Когда в глазах нет ещё этого ужаса,
– Ты меня не заставила, – улыбаюсь ей, как могу ласково. Меня дядя Саша научил!
– Ты не сердишься? – девочка будто бы не может поверить. Что же за звери её растили? Хуже Высших.
– Нет, конечно, – глажу её по голове, а Калира наслаждается этим. Решила меня не бояться?
Время для зарядки, а потом начнутся испытания – завтрак, прогулка и библиотека. Вчера нас похвалили за библиотеку, судя по тому, что вечером не было боли. Это хорошая новость. Если Высшие думают, что нахождение в библиотеке правильно, то нужно этим воспользоваться. Сегодня у нас важный день – многое надо успеть.
Я занимаюсь утренними упражнениями, сегодня у меня получается особенно хорошо, отчего настроение становится лучше. Может быть, хотя бы её не будут сегодня мучить. Надежда, конечно, так себе, но хоть на что-то надеяться нужно, так дядя Саша говорит.
– Пойдём? – предлагаю ей после обливания.
Калира в момент переворачивания ведра неожиданно оказывается рядом, поэтому тоже попадает под «душ». Странно, она даже не вздрагивает. Значит, как и я, привыкла к холодной воде. Помню, как я был удивлён, когда дядя Саша сказал, что у них в душе есть тёплая вода. Впрочем, повспоминать можно потом, сейчас у нас завтрак.
Мы идём знакомым маршрутом, я вижу, что девочка чувствует себя увереннее. С одной стороны – это хорошо, а с другой – как бы она Высших не спровоцировала. Они не любят, когда кто-то не боится их, я это точно знаю. Поэтому пытаюсь проскочить побыстрее, но не преуспеваю.
– Маленькая тварь! – слышу я шипящий голос самки Высших.
Платье на Калире немедленно взлетает вверх, полностью её обнажая, и в этот момент я решаюсь на полное безрассудство – определив, где находится Высшая, я прыгаю, чтобы закрыть от неё Калиру.
Ощущения такие, как будто меня проткнули раскалённым шипом насквозь. Боль почти гасит сознание, я, кажется, кричу, но тут боль становится ещё сильнее, и я… ничего не помню. Открываю глаза, ощущая подёргивание всего тела. Меня обнимает Калира, она что-то шепчет и смотрит с таким ужасом, что я чувствую необходимость её обнять. Судя по моим ощущениям, штаны придётся стирать.
– Всё хорошо… – говорю я сиплым голосом.
Значит, действительно кричал, раз горло сорвано. Лежать мне мокро, что говорит мне очень о многом. Скорей всего, крови натекло, потому что болевой импульс был той интенсивности, когда лопается кожа. Но я жив почему-то.
– Не умирай… не умирай… не умирай… – как заведённая шепчет Калира.
– Я… не… умру… – проталкиваю я слова сквозь ставшие непослушными губы. – Надо встать…
– Я помогу! – девочка пытается меня поднять, но я слишком для неё тяжёлый.
С трудом собравшись, встаю на четвереньки. Крови оказывается совсем немного, значит, Высшая передумала, а Калира продолжает на меня как-то очень странно смотреть. Не понимаю её взгляда.
– Я не дойду, – сообщаю ей. – Пойди, покушай…
– Без тебя не пойду, – отвечает она мне, но тут рядом появляется ха’арш, он щёлкает пальцами, и мы вдвоём снова оказываемся в моей комнате. Теперь-то это уже наша комната, конечно. Я просто опускаюсь на пол, не в силах пошевелиться, а Калира… Кажется, она плачет.
На столе обнаруживается простая еда – хлеб и мясо. Ещё, кажется, два или три кислых корешка, значит, о нас позаботились. Но кто? Высшие или ха’арш? Получается, только ха’арш, потому что Высшие бы поставили или кашу в мисках, или свои блюда, которые ещё пойди угадай, как есть.
Надо найти в себе силы встать. По крайней мере, пока одежда не присохла к ранам, надо встать. Одно я понимаю очень хорошо: такое наказание Калиру бы совершенно точно убило. Если это противоречит планам Высших, то их самке остаётся только посочувствовать, но я не буду – она чуть меня не убила, тварь ушастая. Почему она на нас напала, как раз понятно – власть свою хотела показать. Будь они все прокляты!
Калира
Сегодня меня хотели убить. Очень страшно убить, я видела, потому что меня собой закрыл Гри’ашн. Когда моё платье взлетело вверх, я испугалась так, что даже двинуться не могла, а он просто встал передо мной, закрывая от чего-то очень страшного. Я видела, как брызнула кровь, и он упал.
Гри’ашн спас мне жизнь. Я же ему никто, а он заботится и вот… Он же почти умер, но всё равно пытается заботиться. Едва шевелится, но думает о моём голоде. Разве так бывает? Впервые в жизни кто-то принял на себя предназначавшееся мне. И я… я не могу его оставить. Гри’ашн меня поражает просто своим поведением. Он не такой, как все, а какой-то особенный. Очень особенный, как будто сказочный. Я как-то читала сказки в библиотеке, и там был такой – защищавший.
Я теперь понимаю, что согласна и на страшное, если это будет Гри’ашн. Но он обещал, что никогда не сделает мне плохого, и я ему верю. Тот, кто жертвует собой ради меня, не предаст. Я это точно теперь знаю, как и то, что такое наказание нормой не является, меня действительно хотели убить. Значит, он сказал правду: мы – игрушки. Нас могут сломать или выбросить, прав никаких у нас нет, незачем и обманываться.
– Калира… – хрипит сорванным горлом Гри’ашн. Как он кричал! Так отчаянно, мне даже кажется, что его крик до сих пор звенит в моих ушах.
– Что случилось? – я не смогла поднять его, чтобы уложить на кровать, поэтому сажусь рядом на пол.
– Пить… – тихо просит он, и я пою его из глиняной кружки, которую нашла на столе.
Очень осторожно поднимаю его голову, помогая напиться. Сейчас я осознаю, что доверяю ему, ведь он закрыл меня собой от очень страшной смерти. Даже не представляла раньше, что такое возможно. Гри’ашн пытается шевелиться, он что-то хочет сделать.
– Что ты делаешь? – спрашиваю его.
– Нужно одежду снять… – шепчет Гри’ашн. – Чтобы не присохла.