Раздели мою боль
Шрифт:
– Им оказался бежавший с каторги младший брат! – воскликнул Олег, всерьез захваченный рассказом матушки.
Та утвердительно кивнула:
– Но главное в другом. Стоило полячке его увидеть, как она, упав на колени, стала каяться и утверждать, что все эти годы любила только его, а вышла замуж, чтоб обеспечить будущее их сына.
– И тот поверил и простил ее? – удивился Олег.
– А что оставалось делать беглому каторжнику? – вздохнула матушка. – Его поселили в этой самой домовой часовне. Внешне все приличия были соблюдены. Днем он клал поклоны перед иконой Николая Угодника или копался в огородике,
– А как же все это терпел старший? – недоуменно спросил Олег. – Любой бы на его месте…
– Он был человек чести, – прервала его матушка, – к тому же верующий, и считал, что это ему послано за грехи. Поэтому, не выясняя отношений, разделил дом на две половины и продолжал общаться только с детьми. Эти двое видимо понимали, что долго так продолжаться не может. Но, не в силах противиться чувствам, ждали естественной развязки. И скоро она наступила: однажды в доме объявился другой монах. Он направился к хозяину и заявил, что тот укрывает беглого каторжника. На вопрос, откуда это ему известно, пояснил, что, поддавшись на уговоры, сам похоронил неизвестного бродягу, выдав его за умершего от чахотки брата-декабриста, а каторжанину помог бежать под своим именем. Но вскоре замучила совесть, и он отправился следом.
– Ну и дела, – усмехнулся Олег. – И как же разрешилось дело?
– Да никак, – усмехнулась матушка. – Вечером, впервые за много дней братья долго совещались при свете свечи на половине старшего. А на следующий день новый монах исчез.
– Так рассказываешь, как будто стояла рядом и держала эту свечку, – усмехнулся Олег.
– Служанка подсматривала в замочную скважину и видела, как они шепчутся. Но слов разобрать не смогла… После исчезновения монаха влюбленные, выждав еще некое время, оставили детей старшему брату и бежали заграницу.
– А дальше что с ними стало?
– В начале 30-х годов XIX века в польских землях, отошедших к Российской империи после войны, вспыхнуло восстание. Младший брат под чужим именем примкнул к восставшим и кочевал по лесам вместе с отрядом какого-то полоумного фанатика ксендза, нападая на отряды регулярных российских войск.
– То есть воевал против своих вчерашних товарищей! – подивился Олег. – А откуда известны такие подробности?
– Он сам написал об этом брату. Тот сначала переживал страшно, что честь русского офицера замарана, а потом успокоился и сказал:
«Это его полячка подбила, пся крев, чтоб хоть чем-то мне насолить», – матушка вздохнула. – Младший вскоре погиб в стычке, восставших разбили, а полячка, оставшись при пиковом интересе, написала старшему брату покаянное письмо, в котором сообщала, что от тоски и одиночества готова наложить на себя руки. Поэтому нижайше просит старшего брата еще раз проявить великодушие и позволить вернуться в Россию, чтобы повидаться с детьми. Вероятно, она рассчитывала, что, увидев свою былую любовь, тот смягчится сердцем и вернет все на круги своя. Но он проявил твердость, отписав ей, что прощать ничего не намерен и в ее положении лучше всего удалиться в монастырь, в чем лично готов поспособствовать.
– А об этом, откуда известно? – удивился Олег.
– Мне об
– Прямо Домострой какой-то – не позволить матери увидеться со своими детьми. И как отреагировала на это письмо полячка? – недоверчиво поинтересовался Олег.
Матушка вздохнула:
– Она была натура страстная и впечатлительная, поэтому взяла и от отчаяния утопилась. А сообщил об этом в письме католический священник, который не хотел хоронить самоубийцу на местном кладбище.
– Наверное, это Божья кара. Ведь из-за нее младший брат убил монаха? – констатировал Олег.
– Он или кто-то другой, это никому не ведомо, – уклончиво ответила матушка. – Известно только, что старший поехал в Польшу, забрал тело, перевез в Россию и захоронил уже здесь по православному христианскому обычаю…
– В твоем рассказе одно странно: монаха потом никто не искал, – помолчав, заметил Олег.
– В то время беглых странников на Руси было много, и на них попросту не обращали внимания, особенно в провинции, – пожала плечами матушка. – Во всяком случае, больше его никто не видел. Вместо этого ночами по имению стало разгуливать привидение. Оно внезапно появлялось ниоткуда, бродило по пустынным комнатам, словно ища кого-то, и так же внезапно исчезало, … – матушка внезапно смолкла и встряхнула несколько раз головой, словно освобождаясь от воспоминаний.
– А ты сама его когда-нибудь видела? – осторожно поинтересовался Олег, у которого вдруг отчаянно начали слипаться глаза.
– Уже и не помню, – вздохнула матушка, – давно это было. Давай спать, завтра вставать ни свет, ни заря.
Послушно кивнув, Олег лег и накрылся с головой. Матушкин рассказ так поразил его, что хотелось обдумать его еще раз, и незаметно уснул.
Глава 7
Едва они с матушкой успели войти в квартиру, как раздался телефонный звонок.
«Ланка приехала!» – обрадовано подумал Олег.
С радостно затрепетавшим сердцем он схватил трубку и… услышал голос Сосо.
– Где ты был, дорогой, уже в третий раз звоню, – встревожено поинтересовался тот.
– Только с поезда в квартиру вошел, – сконфуженно пояснил Олег, совершенно забывший о данном им обещании.
– В Грузию ехать, еще не расхотел?
«А если не сегодня, завтра Ланка объявится и сразу встретиться захочет?» – на мгновенье задумался Олег и внезапно ощутил, что совсем не жаждет предстоявшей встречи.
– Я готов, дорогой, – поспешно заверил он Сосо.
– Договорились, послезавтра встретимся у вагона! – обрадовался тот.
Олег положил трубку и сразу же набрал номер Ланки. Один гудок, второй, третий… наконец, до него дошло, что в квартире никого нет, и в ближайшее время не будет.
«Что ж, теперь и я имею полное право вести себя, как хочу», – решил Олег и стал размышлять, что из вещей взять собой в дорогу.
Сосо оказался парнем широким, и конец холостяцкой жизни решил отпраздновать с размахом. Когда Олег разыскал на Курском состав до Грузии, на перроне уже стояло несколько знакомых сокурсников. Вскоре появился и сам хозяин с давешней девицей.