Раздолбаи. (Работа по специальности)
Шрифт:
– Спасибо, Василий, – сказал он. – Тогда я прямо сейчас и пойду, вы уж извините… Хотел бы составить компанию, но, как говорится…
– Так а зачем идти? – не понял Василий. – Скоком до «конуры», а оттуда уже куда угодно…
– Нет, знаете, я лучше так… – с вежливой улыбкой отвечал старичок. – Незачем ноги баловать. А то ведь не ровён час вовсе атрофируются…
Дедок ушёл, и Василий продолжил долбёж, потихоньку уже сатанея. Стекловидная масса кололась с трудом, цвет по-прежнему имела матово-молочный, признаков напряжённой зоны не было и в помине. День тем временем
– Привет, Вась, – раздалось совсем рядом.
Василий снова сделал остановку и посмотрел. Это был Ромка – с разочарованно отвешенной губой и приподнятыми бровями. Как всегда.
– Трудишься? – спросил он.
– Как видишь, – сердито отвечал Василий. – А ты чего же?
– А! – Ромка вяло махнул рукой. – Всё на свете не раздолбаешь…
Василий опёрся на лом.
– Не пойму я тебя, – сказал он со всей прямотой. – Такой тебе бог талант дал! Камушки, можно сказать, насквозь видишь! Да будь у меня хоть половина твоего таланта, я бы… – И в избытке чувств Василий глубоко и отвесно вонзил лом в выщербленную вершину.
Склонив голову набок, Ромка без интереса разглядывал глыбу.
– А чего сверху бьёшь? – спросил он наконец.
– А откуда бить?
– Вон туда тюкни, – посоветовал Ромка, указывая на неприметную вмятину в боку ущербного молочно-белого утёса.
Василий наклонился, посмотрел – и чуть не плюнул. Ну конечно! Она самая и есть. Напряжёнка. Он-то, как всегда, бугорки высматривал – напряжёнка обычно бугорками выпирает… А тут как раз вдавлина…
– Ладно, – буркнул он почти враждебно. – Каждый долбит, как ему сподручней. Ты – сбоку, а я вот – сверху…
– Как знаешь, – изронил Ромка и присел у стены на корточки.
Вот такого поворота Василий, честно говоря, не ожидал. Он-то думал, что Ромка пожмёт плечами и пойдёт своей дорогой, а он, Василий, дождавшись, пока тот скроется из виду, слезет с камушка и без свидетелей воспользуется мудрым советом. Теперь же оставалось одно – долбить дальше.
Василий стиснул зубы и вырвал глубоко вонзённый лом. С неприязнью покосившись на зловредного Ромку, размёл ногой осколки – и сам себе не поверил. Под босой подошвой ласково круглилась заветная выпуклость. Напряжёнка. Вылезла, родимая…
Он выпрямился и победно развернул плечи. О такой возможности утереть нос самому Ромке можно было только мечтать. Василий выдержал паузу – и ударил.
Лучше бы он, конечно, вместо того, чтобы паузы держать, подумал вот над чем: сам-то он теперь как спрыгивать будет? Но когда глыба грянула и стала рваться прямо у него под ногами, думать о чём-либо было уже поздно. Память сохранила лишь первую секунду катастрофы. Сначала Василий провалился на метр вместе с серёдкой глыбы, а слева возник медленно и неодолимо кренящийся скол. Чисто инстинктивно Василий упёрся в него кончиком лома и, надо полагать, угодил в ещё одну напряжёнку, потому что скол как по волшебству покрылся сетью белых трещин и, страшно рявкнув в лицо, разлетелся вдребезги…
Просев в коленях, временно оглохший, закостеневший, с ломом в руках Василий оползал по склону двугорбого
Василий прислушивался к ощущениям. Вроде цел… Морщась, поджал ногу и вынул впившийся в пятку мелкий осколок. Осторожно ступая, сошёл на покрытие.
– Вот так вот… – сам себя не слыша, сказал он Ромке. – Мы, видишь, тоже не лыком шиты…
Глава 18
И ответил мне меняла кратко…
Слух помаленьку возвращался. Словно из ушей вату вынимали – клок за клоком. Василий сидел на покрытии и озабоченно изучал уже запёкшуюся дырку в пятке.
– Обувку бы придумать какую-никакую… – проворчал он.
– Ага! – сказал Ромка. – Латы тебе придумать. Как у рыцаря…
С тем и отбыл. Василий недовольно посмотрел ему вслед и поднялся с пола. Две надзорки, тихонько подвывая, въедались в оползающий холм обломков. Команда Телескопа яростно выясняла, кто из них заработал тюбик, а кто нет. Сердитые щелчки и трели так и сыпались. Мелькали розовые ладошки. Казалось, что кому-нибудь вот-вот выпишут затрещину.
– Что за шум, а драки нету? – строго осведомился Василий и вдруг осознал, что драк между пушистыми побирушками и впрямь никогда не бывает. А ведь ссорятся постоянно… То ли не принято у них, то ли надзорок боятся. Неужто им тоже щелчка дают – как людям?
Василий погрузил пятерню в нагрудный карман фартука (деталь, вызывающая особую гордость) и извлёк авоську, сплетённую Машей Однорукой всего за десять капсул. В то время как уничтоженная глыба, насколько мог судить Василий, тянула тюбиков на двадцать с лишним.
– Телескоп! Ну-ка займись! – Не глядя, кинул авоську в сторону чирикающей толпы, а сам подошёл поближе к съехавшимся лоб в лоб надзоркам и весь обратился в зрение. Чернильные, как бы облитые жидким стеклом корпуса механических тварей, на секунду просветлели – и Василий озадаченно ругнулся. Так ему опять и не удалось подсмотреть, откуда же у них всё-таки вылетают эти самые капсулы…
Как и предполагалось, каждая надзорка сыпанула на искристое покрытие не менее десятка тюбиков. Поразило другое: все тюбики были ярко-алого цвета. Возбуждённый щебет оборвался. Приторный сироп, заключавшийся в алых капсулах, лупоглазые побирушки терпеть не могли.
Телескоп, развернувший авоську и уже пританцовывающий в радостном предвкушении, отпрыгнул и вздыбил серебристую ухоженную шёрстку.
– Дьец! – щёлкнул он.
– Телескоп! – Василий обернулся, грозно сведя брови. – Ещё раз услышу – хвост надеру!
Что такое хвост, Телескоп не знал, и поэтому слово наводило на него прямо-таки мистический ужас. Притих и принялся собирать капсулы в плетешок под разочарованное чивиканье соплеменников.
– Ну чего приуныли! – прикрикнул на них Василий. – Бывает… Редко, но бывает. Сейчас выменяем у кого-нибудь… Да у того же Пузырька!