Раздолбаи. (Работа по специальности)
Шрифт:
Вид, пусть не принадлежащего человеку, но всё же мёртвого тела потряс всех настолько, что даже у словоохотливого Сократыча отнялся язык. Люди стояли вокруг Телескопа в боязливом оторопелом молчании, нарушаемом лишь всхлипами Лики.
– Васька знает?.. – тихо, почти шёпотом спросил кто-то.
– Побежали за ним… – так же негромко ответили ему.
Потом толпу раздвинуло, и к распростёртому тельцу шагнул Василий. Все взглянули ему в лицо и тут же отвели глаза. Смотреть сейчас на Василия было страшновато. Несколько секунд он неподвижно стоял над Телескопом, потом медленно
– Кто? – глухо спросил Василий.
– Крест, – виновато сказал Никита.
– Где?..
К Василию приблизился Пузырёк.
– Вась… – гримасничая от сочувствия, начал он. – Ну ведь не человека же, ну… Не надо, Вась, не связывайся ты… Хватит, пошутил уже разок с надзорками…
– Где? – повторил Василий, поднимаясь. Смуглое лицо его отяжелело, стало угрюмым и беспощадным.
– Да нет его!.. Нет!.. – истерически вскрикнула бледная заплаканная Лика. – Нигде его уже нет!.. Никита! Скажи ему!..
Все, включая Василия, повернулись к Кляпову.
Тот беспомощно скривился, разомкнул было спёкшиеся губы, но объяснить ничего не успел. Толпа раздалась, пропуская непривычно бесцеремонную надзорку. А дальше на глазах у всех произошло то же самое, чему Лика и Никита были свидетелями каких-нибудь десять минут назад. Тварь растеклась глянцевым чернильным пригорком, обволокла пушистый трупик и, сократившись до прежних размеров, устремилась сквозь шарахнувшуюся толпу.
– Вот… – бормотал Кляпов, тыча пальцем вслед надзорке. – Вот так она и его тоже… Сначала щелчка – насмерть… А потом – вот так…
Кто-то испуганно присвистнул. Кто-то принялся с одичалым видом озираться, словно увидев этот мир впервые.
– Интересно, интересно… – проскрипел несколько замороженный тенорок Сократыча. – А хозяева-то далеко не столь безобидны, как нам думалось раньше…
Однако закончить мысль ему не дали.
– Ну, падлы! – взмыл над толпой звонкий, захлёбывающийся от злости голос Ромки. – Ну я вам сделаю!.. Хозяева, да? А вот фиг вам, хозяевам!..
Проулки были загромождены вчерашними глыбами. Второй день мужское население маленькой колонии справляло тризну по двум первым покойникам и всё никак не могло остановиться. Женщины, правда, уже опомнились и вышли на промысел, но что они могли сделать нежными своими руками с камушками чуть ли не в рост человека!
Новый самогонный аппарат Пузырька выдавал литр за литром, и всё же пригорок полупрозрачных бурдючков в заветной кладовке неуклонно таял. Дошло до смешного – стало не хватать сырья, и алые капсулы тут же подскочили в цене.
Правдоискательница Клавка, словно по пояс в облаке, стояла посреди особенно плотного нагромождения камушков и ругательски ругала всех подряд.
– Ну, я вас спрашиваю, есть у них вообще голова на плечах, у хозяев этих? – гремела она на весь проулок, хотя внимал ей один лишь дедок Сократыч, к которому Клавка, кстати, отродясь на «вы» не обращалась.
– Вы знаете, Клава, не уверен, – воспользовавшись паузой, честно ответил он. – Я даже не уверен, есть ли у них плечи…
Но та его даже и не услышала. Должно быть, перед мысленным её
– Это что же? – с искренним возмущением продолжала она. – Это и не замахнись на них теперь, на побирушек? Они у тебя из-под носа тюбики воровать будут, мартышки лупоглазые, а ты на них смотри?.. Да как это вообще можно – с людьми их равнять!..
– Стало быть, можно… – развёл руками Сократыч, но тут неподалёку от него из воздуха выпал и глухо стукнул о покрытие солидных размеров лом. Затем на том же самом месте, тряся головой, возник муж Люськи с потолка. Нагнулся за инструментом и, словно получив лёгкого пинка под зад, опустился на четвереньки, а следом уже сыпались с матом и гиканьем остальные: Лёша Баптист, Пузырёк, Ромка и мужичок средних лет, которого, оказывается, звали просто Коля.
– Дед! – заорал он. – Чего жмёшься?.. Айда с нами! Помянём рабов Божьих Креста и Телескопа!..
Охотничья ватага, размахивая железом, окружила мощную глыбу, очертаниями напоминающую сильно стилизованного фарфорового слоника.
– Ти-ха! – надрывался Ромка. – Сладили, блин! Десять рыл на один камушек!.. А-атайди!.. Долбайте тот вон… полегче…
В проулке загрохотала канонада. Среди молочно-белых глыб мелькнула округлая лоснящаяся спина надзорки. Клавка плюнула и ушла – при таком шуме и громе обличать пьянчужек было всё равно бесполезно. Хитрый Сократыч – тот остался и, примкнув к троице, обложившей указанную Ромкой глыбу, врубился в камушек с четвёртой стороны.
Новый агрегат Пузырька был куда сложнее и производительнее, чем тот, уничтоженный вредными надзорками. Вообще, глянцевые твари, сами того не подозревая, своими налётами весьма способствовали прогрессу. С каждым разом искусство Пузырька неизменно взмывало на новую ступень. Намыслить столь деликатную деталь, как, скажем, крантик, было теперь для умельца – плёвое дело! Трубчатое детище человеческого разума исправно журчало, побулькивало и благоухало брагой. Гуляли по полу и стенам разъеденные нечёткими тенями цветные блики.
Василий, угрюмый, как глыба с упрятанной внутрь напряжёнкой, проминал собою воздух над толстым смоляным кабелем. Неподвижно и бессмысленно глядя на пульсирующую рощицу стеклистых труб, он время от времени размыкал крупные губы и, словно бык на выгоне, тянул с отчаянием на одной ноте:
– М-матушка, м-матушка… что во поле… пы-ыльно…
Потом надолго умолкал и вдруг заводил снова с прежней тупостью, но на полтона ниже:
– Д-дитятко… м-милое… кони разгуля-ались…
Рядом сидел и плакал пьяненький Никита.
– Из-за меня… – вскрикивал он, неумело тыча кулачишком в грудную клетку. – Он же… должен был… меня! А не его!..
– Д-дитятко… м-милое… – Василий забирал всё ниже.
– Ну почему?.. Почему?.. – захлёбывался Никита. – Я же сам!.. Сам хотел… Я… пойду! Я – скажу им…
– Сядь… – тяжко выдохнул вдруг Василий, но Никита и сам уже, не устояв на ногах, вильнул всем телом и вновь опустился на отвердевший вокруг кабеля воздух.
В этот миг возле аппарата возник Пузырёк с двумя полными сетками, а за ним повалила скопом вся компания. Каждый вновь прибывший раздвигал собой уже имеющуюся толпу, заставляя остальных наступать друг другу на ноги и хвататься за что попало. Запорхали матерки.