Раздолбаи. (Работа по специальности)
Шрифт:
– Ну чего? – спросил он. – Два дня вместе гудели – молчал. А теперь поговорить ему… Чего надо?
– Из-за Лики бесишься? – хмуро осведомился Василий.
В ответ Ромка скорчил рожу – похлеще Пузырька.
– Да на фиг она мне сдалась, Лика твоя! Я лучше вон, если что, к кукле Маше на второй этаж сбегаю – та хоть мозги не пудрит…
От такого бесстыдства Василий на несколько секунд утратил дар речи.
– Да-а… – протянул он на низах. – Докати-ился…
Поиграл желваками и, насупившись, повернулся к мешку. Ухватил щепоть
– Ну и какой же это на хрен цемент?
– Да никакой… – нехотя согласился тот. – Попробовал из чёрного тюбика развести: он засохнет – и снова рассыпается… А из красненького развёл – вроде ничего, схватывается. Вон, в углу…
Оттискивая в тонкой серой пыли следы босых ног, Василий направился в угол. Оторвал от пола засохшую лепешку, разломил с натугой, осмотрел оба скола. Вроде и впрямь схватилось…
– Нет, ну а что ты с ним делать-то будешь?
– Не скажу! – Ромка злорадно осклабился.
Василий метнул оба обломка на пол.
– Дурью маешься! – бросил он с досадой. – Тут только в «конуре» строить и позволено! Ну вот выйди наружу, попробуй… Ты сверху – бетонировать, а пол снизу – подъедать!..
– А вот фиг там! – с затаённым торжеством, сказал Ромка. – Всё рассчитано…
– Рассчитано у него… Главное – зачем?!
– Допросились…
– Кто?
Ромка ответил не сразу. На губах его блуждала шалая улыбочка, не предвещавшая ничего хорошего.
– Думаешь, они одного Креста опустили? – спросил он вдруг. – Они нас всех опустили…
– Ты соображай, что говоришь! – наливаясь кровью, громыхнул Василий. – За такой базар – знаешь…
Но Ромку его громыхания давно уже не впечатляли.
– А вот фиг им… – с нежностью молвил он. Потом, как бы иллюстрируя свою мысль, сложил кукиш и невольно им залюбовался.
– Раскидался фигами! – буркнул Василий. – Что ни слово – то «фиг», «фиг»…
– А у тебя что ни слово – то «хрен»! – огрызнулся Ромка – и вдруг замер. Ошеломлённо взглянул на Василия. Хмыкнул. Задумался. Ещё раз внимательно оглядел кукиш.
– Нет, – решительно сказал он наконец. – Всё-таки «фиг» – лучше! Красивее!..
Процессию возглавлял Никита Кляпов. Он шёл и озабоченно высматривал подходящую глыбу. За ним следовал безучастный Крест с двумя ломиками. Полы его простынки Никите пришлось укоротить до колен, а то поначалу Крест то и дело в них путался с непривычки. И наконец замыкали шествие три пушистых лупоглазых зверька. Время от времени кто-нибудь из них отважно подбегал и, дёрнув за край простынки, отскакивал с преувеличенным ужасом.
– Йоц! Йоц!..
Крест недоумённо оглядывался, а Никите было не до того – он высматривал глыбу.
Поодаль стояли и наблюдали печальную эту картину две женщины.
– Говорила же, обнаглеют! – зловеще молвила Клавка, с ненавистью глядя на лупоглазых. – Ну ты посмотри, чего делают!.. А всё хозяева ваши
Маша Однорукая вздохнула.
– Изувечили мужика… – обронила она, печально глядя вослед процессии. – Всё равно что яйца отрубить…
Клавка вдруг всполошилась и, опасливо оглядевшись, понизила голос:
– Ты вот говоришь: отрубить… А мне Люська с потолка, знаешь, чего сказала? Ум-то у Креста отшибло, а остальное-то всё… работает… Так Никитка… представляешь?.. Когда Крест, ну… беспокоиться начинает… Он его к кукле этой водит Лёшкиной, в «конуру»… А может, и придумала Люська – с неё станется! За что покупала – за то продаю…
– Лучше бы он его ко мне водил! – осклабившись, ляпнула Маша и, оставив Клавку в состоянии столбняка, пошла к ближайшему скоку.
Кляпов тем временем, приглядев тройку крепеньких камушков средней величины, приказал Кресту остановиться и принялся ощупывать их и оглаживать.
– Крест!.. – позвал он наконец.
Тот не отреагировал, и Никита, ворча, направился к бестолковому питомцу.
– Тебя! Зовут! Крест! – отчеканил он, тыча пальцем в костистую грудь.
– Зовут… – с трудом выговорил Крест. – Меня…
– Ну? Зовут! А как зовут-то? Ну!..
Ответом была жалкая улыбка.
– Боюсь, что вы зря теряете время, Никита… – послышался сзади исполненный сочувствия голос дедка Сократыча. – Добрый день!
Кляпов обернулся.
– Добрый день, Платон Сократович! – неприветливо отозвался он. – Пришли поделиться новой версией?..
– Угадали! – Дедок так и просиял. То ли он не услышал горькой иронии в голосе Никиты, то ли сделал вид, что не слышит. – Вы знаете, думал всю ночь… Так вот… Всё, что я говорил о лоботомии, – забудьте. Это я сгоряча… Скажите, Никита, а слово «крест» имеет какое-либо значение в уголовном жаргоне?
– Н-наверное… Это Василия спросить надо.
– Верно, верно… Спрошу обязательно!.. Так вот, Никита, мне пришло в голову, что хозяева обезвредили нашего с вами знакомого весьма просто. Они каким-то образом изъяли из его сознания все бранные и жаргонные слова. Так неудивительно, что он то и дело запинается! Фразу-то теперь склеить – нечем…
– Сволочи они, ваши хозяева, – безразлично ответил Кляпов.
– Ах, Никита… – с улыбкой упрекнул его дедок. – А ещё интеллигентный человек!.. Любить и ненавидеть – штука нехитрая. На это особого ума не требуется. Понять! Вот это куда сложнее…
– Да что за чушь! – с некоторым запозданием взорвался Никита. – Вы хотите сказать, что хозяева предварительно изучили русский мат и лагерный жаргон?
– Зачем? – изумился дедок. – Зачем это им изучать, когда у них рядом мы? Да-да, мы с вами! Достаточно спроецировать нашу с вами неприязнь на Креста – и всё! Понимаете? Изъять из его сознания то, что не нравится нам! Мат, жаргон, агрессивность…