Раздумья ездового пса
Шрифт:
И попробуй, докажи пассажиру. Иной как упрётся: «деньги плочены — давай моё место и все».
А я в полёте при необходимости могу изменить центровку, только пересаживая пассажиров. И в тех пределах, которые определены инструкцией, я хочу создать ту центровку, которая необходима мне для оптимального выполнения задачи.
В установившемся полёте, глядя на положение руля высоты по прибору, мы определяем, какая получилась центровка после всех манипуляций с загрузкой и пересадкой пассажиров в салонах перед взлётом. Это окончательно можно определить только в воздухе.
Если руль стоит на ноле, то это нормальное положение центра тяжести.
Если же руль отклонён вниз, значит, нос лёгкий, но тяжелее хвост — центровка задняя.
Допустим, надо садиться с крутой глиссады, летом, да ещё чуть на уклон.
Понятно, что в горячем, жидком воздухе эффективность руля похуже; а задача стоит — из крутого снижения не только выровнять, а даже чуть вроде как вверх направить траекторию, вдоль бетона. Значит, надо начинать выравнивать пораньше. А если при этом центровка передняя, то полного отклонения руля вверх может и не хватить. Вот, прикидывая этот вариант перед вылетом, я и предлагаю части пассажиров пересесть в задний салон. Мне будет легче, а Вам безопаснее, и есть гарантия, что руля хватит.
Несколько раз на выравнивании мне приходилось почувствовать, как руль выходит на упор. Ощущение беспомощности, и только молишься: пронеси, господи! Проносило…
Или другой вариант. Дальний полет, из Москвы в Полярный; загрузка всего 20 человек. Полностью залит балластный топливный бак в фюзеляже самолёта: шесть с половиной тонн керосина. Багаж…сколько того багажа…слезы — весь загружен в носовой багажник; груза, почты нет. Нос все равно лёгкий. Надо всех пассажиров тесной массой посадить на самые первые ряды. И все равно на эшелоне руль по прибору опущен вниз, и заметно.
В Полярном посадка «в ямку», под уклон, да ещё там с этим курсом частенько попутный ветер. На выравнивании машина с лёгким носом так и норовит его задрать. И вот я должен как-то тыкать машину носом в ямку, но так, чтобы не коснуться передним колесом. Требуется определённая выдержка, нарушается сложившийся годами стереотип: «приближается земля — штурвал на себя»… Вот такая задача. И таких вариантов — десятки.
Так что расположение пассажиров в салонах предопределено задачей, которую предстоит решать экипажу. И если Вас рассаживают не на «свои» места, пусть утешением будет сознание того, что и Вы, пассивно, но помогаете экипажу выполнить посадку.
У каждого пилота со временем вырабатывается свой почерк посадки. Один любит идти по глиссаде до пяти метров, а затем, надеясь на «соколиный глаз», одним махом энергично выхватывает машину и тут же прижимает нос, чтобы он по инерции не продолжал задираться; самолёт при этом замирает на последнем дюйме, а соколиный глаз контролирует движение параллельно бетону и подсказывает, когда надо чуть добрать последний раз. Получается исключительно мягкая скоростная посадка. Машина притирается к бетону. Красиво, ничего не скажешь.
Другой действует по принципу, вдолблённому ещё в училище: выровнял и жди: приближается — добирай; ещё приближается — ещё добирай, и так — пока не коснёшься. Со стороны движения штурвалом выглядят судорожными: хвать, хвать, хвать… поймал.
Часто такое подхватывание завершается «козлом»: последнее «хвать» совпадает с касанием о землю и разжатием амортстоек — отскок плюс увеличение угла атаки поднимают машину над бетоном, и надо как-то досаживать её на малой скорости.
В молодости и я грешил «вороньими» посадками. Со временем взгляд на посадку, на её варианты, стал шире: сажай ты её как хочешь, но, главное, обезопась себя от случайностей. А способов приземлить машину в арсенале опытного лётчика всегда достаточно.
При перегонке самолёта на ремзавод опытный капитан попал в сложные условия на посадке. Сначала из-за ошибки штурмана пришлось уйти на второй круг, а это повышает нервное напряжение. Потом садиться пришлось в дождь, на мокрый асфальтобетон, ночью, на машине с малым весом и задней центровкой.
Для любителя выхватывать одним махом нет ничего подлее, чем мокрый асфальт ночью. Свет фар ничего не даёт, расстояние до земли определить невозможно, и надо подкрадываться. Капитан подкрасться не сумел, выхватил на скорости — и… врезался в полосу, продолжая добирать штурвал. Машина воспарила. Это классический скоростной «козёл»; на короткой полосе с такого «козла» люди умудрялись уходить на второй круг. Но здесь полоса была длинная, и капитан попытался досадить машину, сначала отдав штурвал от себя, а потом подхватив её у земли. Самолёт с опущенным носом «сыпался» на полосу, а пилот снова потерял землю. В результате — грубейшая посадка на переднюю ногу с деформацией фюзеляжа. Ещё повезло, что этот полет был именно на ремзавод: ремонт был долгим…
Долго потом нас донимало начальство: мы наизусть вызубрили по пунктам методику исправления «козла» на посадке. Я было тоже выучил…да пользоваться как-то не пришлось. Пошёл другим путём: как обезопасить себя от «козла». И — отказался раз и навсегда от скоростного притирания.
Этот неприятный случай заставил нас более тщательно прислушиваться на выравнивании к докладу штурманом изменения истинной высоты по радиовысотомеру. По темпу изменения высоты можно и нужно определять темп выравнивания; по продолжительности повторяющихся докладов «три метра, три метра, три метра» вполне можно определить, что самолёт подвешен и сейчас начнёт падать, а значит, надо чуть подхватить, но не раньше, а чуть позже, когда машина уже начала снижаться.
Эта тонкость — «когда уже начала снижаться» — подвела однажды опытного пилота, начальника, методиста, любившего поучать всех по любому поводу.
Ему пришлось садиться в сложных условиях: на выравнивании машина попала в тонкий слой приземного тумана. И вот он, этот нюанс: штурман долбил и долбил свои «пять метров, пять метров, пять метров», а капитан при каждом докладе чуть добирал и добирал штурвал. Машина так и неслась на пяти метрах, причём, малый газ так и не был установлен из боязни упасть без скорости. Добавить же до взлётного режима и уйти на второй круг мешало самолюбие. В результате такой растянутой посадки самолёт мягко приземлился… на середине полосы. Естественно, её не хватило. И самолёт благополучно выкатился в болото, сломав переднюю ногу. Тут ремзавода не было, и перегонка машины превратилась в целую эпопею.
Учась на ошибках наших коллег, мы с Филаретычем и в хорошую погоду не брезгуем отсчётом высоты по радиовысотомеру. И — бог миловал. Надёжный способ избежать подобных неприятностей — услышав доклад «Торец, пятнадцать», чуть подобрать штурвал, «только подумать», еле заметно, чтобы вертикальная скорость уменьшилась примерно вдвое, до двух метров в секунду, — так называемое предвыравнивание. Закрой глаза, поставь малый газ и жди тупого удара снизу — перегрузка не превысит 1,3… а это же на оценку «пять».