Разгневанная река
Шрифт:
Местные жители проходят мимо в угрюмом молчании, в глазах — холодное презрение.
Когда Ханг и Фыонг, двигавшиеся по улице вместе со всеми, поравнялись с цветочными рядами на набережной Озера Возвращенного Меча, сбоку вдруг раздался визг тормозов, и какой-то джип остановился у тротуара. Из него выскочили трое парней в военной форме с револьверами в руках. Националисты! Они схватили какого-то юношу и потащили к себе в машину. В кабине сидели два офицера-чанкайшиста. Юноша сопротивлялся. Парни тыкали ему в грудь револьверами и орали:
— Иди! Кому говорят! Не пойдешь — пристрелим!
— Стреляйте! Никуда я не пойду!
Вокруг
— Вы что же это хватаете людей прямо на улице?
— Кто еще разговаривает здесь? Хочешь пулю в лоб?
— Бандиты! Никакая вы не партия, просто бандиты!
— Орудуют за спиной чанкайшистов! Вы думаете, вечно вы будете прятаться от народа?!
Парни растерялись. Но вот один из них потряс револьвером и крикнул:
— Плевать я хотел на народ!
В толпе раздался хохот. Юноша воспользовался замешательством, рванулся куда-то в сторону и исчез. Парни бросились было за ним, но толпа сомкнулась и встала неподвижной стеной.
— Ладно, пошли!
— Спрячьте свои пушки, «герои»! Вам бы ехать на Юг — с французами и англичанами воевать!
Офицеры из машины высунулись, что-то крикнули парням, те поспешно юркнули в открытую дверцу, и джип укатил.
Толпа разошлась.
Сестры направились к цветочным ларькам. Продавщица, связывая им букет хризантем, говорила, пыхтя от негодования:
— Смотрите, что делается! Хватают людей прямо на улице, среди бела дня! А эти чанкайшисты целыми днями шатаются по магазинам, скупают все, что им понравится, да не покупают, а грабят, Наберут всякой всячины и швырнут тебе свои бумажки с портретом Чан Кай-ши, которые только на то и годятся, чтобы сжечь на могиле их предков! И долго еще будет твориться такое? Ведь сюда нагнали этих шелудивых чанкайшистских солдат несколько десятков тысяч! Налетели словно саранча, да еще развели тут целую свору своих прихвостней, вьетнамских гоминьдановцев, настоящая жандармерия! И что это дедушка Хо смотрит, приказал бы народу, мы бы разбили их в пух и прах!
— А вы забыли, что нам еще предстоит с французами воевать? Ведь они снова высадились на юге. Неужели дедушка Хо меньше обо всем этом думает!
— Да, ему сейчас, наверное, трудно приходится. Ну вот и готов ваш букет.
Продавщица подала Ханг пышные ярко-желтые цветы. Эти две женщины очень похожи между собой, видимо, сестры, подумала она. У старшей очень грустное лицо, слушая ее, она только улыбалась, сама же не произнесла ни слова. Младшая заплатила за букет и защебетала:
— Мы идем провожать бойцов Народной Армии, которые сегодня уезжают на Юг.
— Ну! Тогда эти цветы будут очень кстати. Вот, подарите от меня еще вот эти!
Старшая чуть заметно улыбнулась:
— Дайте мне еще десяток пионов.
— Правильно! — воскликнула младшая. — Красный цвет оживит твою комнату…
— Я хочу пойти с тобой, Ханг. Хорошо?
— А ты не устанешь? Там ведь столько народу!
— Ничего. Проводим, а потом ты отведешь меня к Бить.
— Конечно. Да ты не беспокойся, она сохранила все картины, которые Ты оставил тебе. Остальные она передала в Союз деятелей культуры. Ведь скоро организуется выставка работ Ты… Бить переезжает на новое место. Я и Тоан чуть не все утро проговорили с Бить об этом. Ее устроили на работу в типографию в Хадонг. Она теперь и жить там будет. На днях должна переезжать.
Сестры отошли от цветочного ларька, продавщица смотрела им вслед. Наверное, пойдут прямо на вокзал… Теперь почти каждый вечер бойцы Народной Армии отправляются на Юг.
2
«Когда бойцы народной армии идут в бой…»
Хой стоял на тротуаре и смотрел, как по улице идут ребята и девушки и хором распевают песню.
Мы идем, мы идем, чтобы защитить родину! Мы идем, мы идем. Лучше умереть, чем отступить хоть на шаг!Мы идем, мы идем… Сейчас всюду только и слышно: «Мы идем!» Молодежь идет на фронт с песней на устах… Удивительно! Страна только что избавилась от голода, от бомб, наводнения, только поднялась на ноги, как на нее стаей налетели враги, рассчитывая задушить в колыбели молодую республику, а по стране идет песня!
Мы идем, мы идем… Ну нет, не только вы, ребята, я тоже скоро выйду на дорогу!
Хой улыбнулся и ускорил шаги. Кто бы мог подумать, что «Общество умственного и морального совершенствования», а фактически просто игорный дом, станет Домом деятелей культуры! Не ожидал он, что писатели, участвовавшие в борьбе за спасение родины, вспомнят о нем и не только вспомнят, но и разыщут его в деревне! Неожиданным было и то, что его книгу «Весеннее поле» переиздали тиражом пять тысяч экземпляров, а ему вручили сумму в несколько сотен донгов! Теперь Тхао может быть спокойна за детей, им больше не грозит голод. Вместо старой, рухнувшей во время наводнения кухни можно будет построить новую. Но самым неожиданным было предложение поехать на несколько месяцев на Юг в качестве фронтового корреспондента!
Хой снова улыбнулся, вспомнив свое первое посещение бывшего «Общества совершенствования». Осматривая на складе, рядом с кухней, старую рухлядь: опрокинутое вверх ногами деревянное, отделанное золотом императорское кресло, то самое, в котором Бао Дай обычно сидел, когда приезжал с инспекцией на Север, бюсты бывших французских генерал-губернаторов, губернаторов провинций, — Хой вдруг обратил внимание на сшитые из красной ткани ливреи слуг, которые валялись теперь в углу. Он хотел было попросить управляющего продать ему несколько штук — ливреи можно перекрасить и сшить из них что-нибудь ребятишкам… Но не решился, хотя вряд ли кто-нибудь стал смеяться над ним. Ох уж эта его стеснительность!
На улице Куангтхань, куда Хой пришел, обвешанный покупками, он увидел Фи. Она мыла рис, чистила зелень.
— На рынок ходил? — спросила она, подняв голову. И вдруг рассмеялась: — Ты что, решил закатить пир на весь поселок?
— Конечно. Вот и вина французского купил, так что можно пить, не стесняться, не из риса ведь водку гоним. Дай-ка мне взглянуть, много ли в вашей «кошелке для бойцов» [25] . А, неплохо!
— Ну а ты как сегодня сходил, удачно?
25
Так назывались сумки, с которыми ходили сборщики средств в фонд отрядов самообороны.