Разгневанная река
Шрифт:
Заметив в коридоре повара с печкой в руках и Соан с ведрами горячей воды, Кхань отшвырнул окурок и неторопливо двинулся за ними в ванную. Неужели эта девчонка будет и дальше держаться подобным образом? Это же черт знает что! И болван повар как нарочно не уходит, словно присох!
Соан приготовила воду и молча пошла к выходу.
— Соан! — окликнул депутат.
— Да, господин…
Девушка стояла перед хозяином, опустив глаза.
— Приготовь постель, опусти и заправь москитник, зажги лампу!
Кхань сидел в ванне, закрыв глаза,
— Осторожней! Не буйвола скребешь! Ладно, хватит. Возьми махровое полотенце, вытри посуше.
Опрыскивая себя одеколоном, Кхань с сожалением подумал, что Соан могла бы потереть ему спину, если б не этот услужливый идиот. И как это он раньше не замечал девчонку? Странная штука красота! Она далеко не всегда дарит своим вниманием богатых. Однако, если сегодня он своего не добьется, завтра, когда вернется старуха, и надеяться нечего!
— Хватит, — бросил Кхань повару, — можешь идти! И не смейте устраивать вечером балаган с картами. Вы мне спать мешаете. Скажи Соан, пусть принесет горячей воды для ног.
Когда Соан внесла воду, депутат уже лежал в постели, укрытый одеялом. Девушка поставила на стол два больших термоса и поспешно направилась к двери.
— Погоди! Достань из ящика грелки!
Соан наполнила грелки и подошла к кровати.
— Положи к ногам. До чего же ты несообразительна! — депутат улыбнулся. — Что я, тигр, что ты меня так боишься? Присядь, хочу поговорить с тобой.
— Слушаюсь, господин.
Девушка, не поднимая глаз, опустилась на край стула и сложила на коленях руки.
— Скажи, ты любишь свою мать, брата, сестру?
Соан посмотрела на Кханя широко раскрытыми глазами, еще не догадываясь, куда он клонит. А тот улыбаясь, поглаживал усы.
— Ты ведь давно служишь у нас, хочешь, я отпущу тебя домой? Я серьезно говорю! — Кхань приподнялся, облокотясь на подушки. — Отпущу и еще денег дам. Денег у меня много, и мне ничего не стоит выделить вам сотню донгов, только будь послушной. Для тех, кто мне нравится, я ничего не жалею. Разве то, что я тебе предлагаю, не лучше, чем всю жизнь ходить в служанках?
Краска стыда залила лицо Соан, в ушах гудело, она уже не слышала, что еще говорил ей Кхань. Какой мерзавец! Слезы брызнули из глаз, все вокруг поплыло, как в тумане.
Повисло молчание. Кхань лежал и улыбался, не сводя глаз с девушки, а та сидела, опустив голову, и плечи ее тряслись от беззвучных рыданий. Депутат уже предвкушал удовольствие. Кто бы мог подумать несколько лет назад, что из сопливой девчонки вырастет такое прелестное создание, с такой белой и нежной шейкой. Верно, и тело у нее такое же белое. Кхань вспомнил девушку из села Тао. Лет десять назад та вот так же ревела, а потом… Все они одинаковы.
Кхань сел и взял Соан за руку.
— Ну, хватит, иди сюда, я тебя утешу! Вот тебе десять донгов, завтра дам еще…
Соан точно обожгло. Она попыталась вырвать руку, но Кхань, точно клещами, сдавил запястье и тянул ее к кровати. Соан дрожала от страха и обиды, а депутат гладил ее лицо. И вдруг Соан захлестнула дикая ярость. Она выдернула руку, депутат потянулся было к ней, но она с такой силой оттолкнула его, что он упал навзничь. Соан стояла, тяжело дыша.
Кхань в бешенстве кинулся к ней, но наткнулся на неподвижный взгляд черных глаз. В них было столько ненависти и отвращения, что у депутата по спине забегали мурашки. Соан стала медленно, шаг за шагом, отступать к двери, не спуская с хозяина настороженных немигающих глаз. Руки ее машинально шарили вокруг в поисках какого-нибудь предмета. Кхань посмотрел на эти сильные, натруженные руки и понял, что ему с ней не справиться. Криво усмехнувшись, прошипел:
— Пошла вон!
Выскочив в полутемный коридор, Соан бросилась вниз по лестнице. Во дворе к ней подбежала овчарка. Внезапно Соан снова охватил страх, но вдруг с неожиданной смелостью, даже злобой, она громко крикнула: «Лу!» — и пес убежал.
Хозяин теперь, конечно, будет мстить, но пусть делает что хочет, она скорее умрет, чем поддастся ему. «Слабого давят, сильного обходят стороной!» — вспомнила она слова незнакомца. Да, только так!
3
Несмотря на затянувшиеся холода, весна пришла на берега Лыонга в положенное ей время. Она развесила гроздья алых цветов на ветвях высоких капоков, расстелила нежную зелень рассады на рисовых полях, совсем еще недавно голых, темных и холодных. На приречных рыжеватых наносах, где деревья круглый год стоят в темно-зеленой листве, появились пестрые пятна — это зацвели сады вай и нянов, словно их осыпала мелкая рыжеватая пыльца. Спокойные в это время года, прозрачные воды Лыонга безмятежно струились меж берегов, на которых не было ни клочка пустующей земли. От самой кромки воды начинались грядки, засаженные кукурузой, бобами, арахисом, бататом. И все это росло словно наперегонки, словно торопилось укрыть зеленью обнаженные поля.
Вечера теперь были ясные, теплые. С гор прилетели стаи ласточек. Они кружились над переправой и, трепеща крыльями, гонялись друг за другом, едва не касаясь крыш, от которых поднимались легкие дымки. А в пасмурные дни, когда в воздухе висела плотная дождевая пыль, по речным отмелям важно расхаживали огромные, ростом с человека, пеликаны и аисты, неизвестно откуда залетевшие в эти края. Иногда вдали, возле самого подножия гор, на реку садились несметные стаи мелких пичужек, и тогда казалось, что это серые облака опускались с неба и бесследно исчезали в тростниковых зарослях.