Разгневанная река
Шрифт:
4
Черная тень войны, пронесшаяся над селами на берегах Лыонга, спустя несколько дней снова дала о себе знать. На этот раз она добралась сюда по проселочным дорогам.
В селе Гань был базарный день. Солнце стояло высоко, но народ все еще подходил. Торговали в основном женщины, старухи, совсем седые и даже облысевшие, и девочки лет двенадцати-четырнадцати. Худые, оборванные, всю свою жизнь проходившие босиком по пыльным деревенским дорогам, в одной-единственной юбке во все времена года, они пришли из окрестных сел и принесли на коромыслах свой товар: зелень, имбирь, нарубленный кусками сахарный тростник, различную живность — кур, уток, щенков, корзиночки с речными крабами и улитками; продавали здесь и рисовую сечку, и рисовые отруби, то есть все то, что можно было купить и продать,
В этот день Тхао принесла на рынок пять килограммов марантовой муки в надежде продать их и на вырученные деньги купить рису, но, обойдя ряды, убедилась, что на рынке сегодня нет ни одной корзины риса. Видно, если кто и нес продавать рис, так его перехватили по дороге и раскупили весь товар, не дав донести до рынка. От цен, которые запрашивали за кур и уток, рыбу и креветок, глаза на лоб лезли. Да их никто и не покупал. Покупали больше клубни калгана, разную водяную зелень. Тхао заколебалась: а стоит ли продавать муку? Ведь рису все равно не купишь. Поразмыслив, она решила попробовать обменять муку на рис в лавке Хоа. И она стала пробираться между корзинами, коромыслами и циновками, чтобы пройти к двухэтажной лавке китайца. Вдруг кто-то окликнул ее. Тхао обернулась. С противоположной стороны улицы к ней спешила Куен.
— Вы с рынка? Что купили?
Женщины подошли к лавке Хоа и остановились под навесом.
— Сколько времени не могу выбраться к тебе! Тетушка Бэй у вас еще живет? А как Тху, здорова?
— Тетя насовсем переехала к нам. Тху уже учится. А ваш муж дома?
— Да вот уехал по делам в Ханой, обещал скоро вернуться да все не едет. — Тхао улыбнулась: — Ты бы заглянула к нам как-нибудь.
— Я и сама думала сегодня зайти, мне нужно кое-что купить у дядюшки Зяо.
— Для кого? Уж не ждешь ли ты приятных новостей?
Куен залилась румянцем.
— Ну, что вы! Это для тети, ее опять головные боли стали донимать.
На рынке послышались крики, шум, автомобильные гудки.
— Что там случилось?
Через рынок ехали, вернее, еле ползли две легковые машины. Люди разбегались перед ними, второпях подхватывая свои корзины, а кто не успевал, бежал прочь, бросив товары. Но вот машины остановились: большая корзина с кольраби и вторая, поменьше, с яйцами, оказались у них на пути. Дверца передней машины открылась, и из нее выпрыгнул военный в гимнастерке цвета хаки и такой же шапочке, в сапогах, с револьвером на боку. «Японцы, японцы!» — зашептались в толпе. Военный, видимо офицер, был совсем еще молод, на носу у него красовались очки. Он подскочил к корзине с кольраби, оглянулся по сторонам и, зло выкрикнув что-то, вдруг изо всех сил ударил по корзине ногой и отшвырнул ее с дороги. Из толпы выбежала женщина и хотела спасти хотя бы корзину с яйцами, но едва она наклонилась, чтобы оттащить ее с дороги, как офицер отбросил и эту корзину и махнул шоферу рукой, чтобы тот ехал вперед прямо, по корзинам и циновкам. Люди бросились спасать свое добро, и проезд тут же очистился. Правда, он был таким узким, что машины едва не задевали людей, стеной стоявших по обе стороны этого «коридора».
Тхао и Куен, прижавшись к стене, наблюдали за происходившим. Перед лавкой Хоа обе машины остановились. Японцы вышли и, отойдя на середину улицы, стали читать китайские иероглифы на вывеске. Они перебросились несколькими фразами и закивали головами. Тхао их хорошо рассмотрела: у офицера постарше усы были с проседью, на боку висел длинный меч, второй — молоденький офицер, тот, что расчищал дорогу, и еще один — в штатском костюме, при галстуке и в фетровой шляпе. А потом из машины вышли еще двое, в коротких, чуть ниже колен, штанах, в шапочках военного образца, но без оружия. Через плечо у каждого висела туго набитая кожаная сумка, из которой торчали карандаши, а за ремни были заткнуты белые полотенца.
— Те двое, похоже, наши, — шепнула Куен. — Наверное, переводчики.
В дверях лавки замелькали встревоженные лица.
Японцы стояли посреди улицы и то и дело посматривали в сторону моста — явно поджидали кого-то. Скоро послышались автомобильные гудки, и к легковым машинам подъехал открытый грузовик. В кузове сидело четверо вооруженных солдат, штыки угрожающе поблескивали на солнце. Как только грузовик остановился, солдаты спрыгнули на землю и угрюмо уставились на зашумевшую толпу.
— Та же история, что и в Намсать! — воскликнула Куен.
— Зачем они приехали, что им здесь надо?
— На прошлой неделе я ездила в деревню К матери, там тоже побывали японцы, явились и потребовали перекопать все посевы и подготовить поля под джут.
Куен вдруг изменилась в лице и остановилась на полуслове.
— Извините, мне надо идти! На днях я зайду к вам.
Поспешный ее уход удивил Тхао, но сейчас ее больше всего занимали японцы. Солдаты отогнали народ на другую сторону улицы, и офицер постарше, взглянув еще раз на вывеску, вошел в лавку. Молодой офицер последовал за ним. Тхао поборола страх и тоже заглянула в открытую дверь. Хозяин лавки, подобострастно кланяясь, приглашал японцев сесть. Пока молодой офицер объяснялся с ним на кантонском наречии, второй офицер спокойно разглядывал портреты, развешанные на стенах. Тхао вспомнила, что раньше на этом месте висел портрет Чан Кай-ши и рядом гоминьдановское знамя, голубое с белой звездой. Теперь Хоа повесил портреты маршала Петэна и какого-то китайца с гладко выбритым квадратным подбородком. Хой показывал ей как-то в газете портрет этого человека и назвал предателем китайского народа. Несколько лет назад этот китаец приезжал в Ханой и его чуть было не застрелил у входа в гостиницу какой-то китайский юноша. Сейчас он возглавляет прояпонское правительство в Нанкине.
Офицеры обменялись несколькими фразами, молодой резко повернулся к двери и крикнул что-то. В лавку тотчас же вбежали солдаты, схватили Хоа, вытащили на улицу и, подталкивая штыками, загнали в грузовик. Хозяйка с криком выбежала за мужем, но один из солдат оттолкнул ее прикладом. Затем японцы сели в машины и двинулись по дороге вдоль берега.
— Этого еще не хватало! Они же поехали в наше село!
Тхао заспешила домой, ни о каком рынке, конечно, и думать нечего.
Приближаясь к селу, Тхао издали увидела три машины, стоявшие под баньяном у ворот пагоды. Шоферы сидели на корнях дерева и курили, рядом стоял ящик с пустыми бутылками из-под пива. То и дело им приходилось отгонять любопытных мальчишек. Едва завидев грузовики, они бросили на произвол судьбы своих буйволов и прибежали посмотреть на японцев. Хоа тоже был здесь. Он сидел на корточках под аркой пагоды, и по лицу его градом катил пот, хотя было совсем нежарко. Рядом прохаживался солдат с винтовкой. На китайца было больно смотреть. Всего полчаса назад его забрали, и за это время он так осунулся, что его трудно было узнать. Тхао хорошо знала его, она часто заходила в его лавку — сбывала марантовую муку. Увидев ее, китаец взмолился:
— Принесите, пожалуйста, попить… О небо! За что я терплю такие мучения!
Но японец грозно прикрикнул на него и взял винтовку наперевес. Тхао подозвала соседскую девочку. «Сбегай в пагоду, принеси дяде воды!» Та убежала, и через минуту из пагоды появилась монахиня с пиалой и чайником и подошла к Хоа. Солдат попытался прогнать ее, сердито бормоча что-то по-японски, но монахиня только непонимающе улыбалась в ответ и кивала головой. Сама же тем временем наливала воду в пиалу и поила Хоа. Потом она подошла к Тхао.
— И вы здесь? Что нужно этим людям? — она подчеркнула слово «этим».
— Не знаю, матушка. Может быть, хотят заставить нас сажать джут. Давно они приехали?
— Да, уж порядком. Спросили, где живет староста, и ушли.
Тхао попрощалась с монахиней и побежала домой. Сколько времени она сегодня потеряла попусту!
Тхао не находила себе места, тревога и неопределенность не давали ей покоя, работа валилась из рук. Наконец она не выдержала и побежала к соседке. Там она застала нескольких женщин и узнала от них, что японцы сейчас в Доме общины, туда вызвали старосту, главу совета старейшин и писаря с какими-то документами. Всю сельскую стражу отрядили готовить угощение и прислуживать на торжественном обеде. Забивали кур, гусей, пекли, варили, жарили. Одним только японским солдатам отнесли два больших подноса.