Разгневанная река
Шрифт:
Когда уже совсем стемнело, на реке все стихло, потом из лагеря на отмели донеслась солдатская песня. Но пели недолго, скоро над лагерем вспыхнули яркие фонари и снова закипела работа.
В этот вечер, несмотря на отчаянную брань хозяйки, Ка то и дело исчезал из дома. Он подкрадывался к самому лагерю и, спрятавшись в кустах, наблюдал, что там делается, или стоял на мосту и издали следил за японским часовым. После каждой такой вылазки Ка забегал в хижину к Ты Гатю.
— Дедушка, они сооружают там какие-то насыпи! Солдаты у них все толстые, даже холода не боятся, ходят голые по пояс, хоть
— Что же они все-таки строят? — размышлял вслух старик. — Боюсь, здесь скоро начнутся большие бои.
В полночь старый Ты Гать услышал на мосту шум множества машин. Он поднялся и вышел. Из соседних домов на дорогу высыпали заспанные люди. Разрезая фарами ночную тьму, на мост один за другим въезжали грузовики.
— Ка, ты здесь? — громко позвал Ты Гать.
— Здесь. Я смотрю, дедушка! — отозвался мальчик.
Они подошли поближе к дороге и, выбрав под деревом место поудобнее, стали наблюдать за колонной. Машины отсюда были видны как на ладони, они шли одна за другой почти вплотную и освещали друг друга яркими фарами. Длинная колонна перевалила через мост, спустилась к дамбе и двинулась по ней. Каждая машина тянула за собой орудие с длинным, как потолочная балка, стволом. Да ведь из таких пушек стреляют по самолетам! Видно, готовится большое сражение!
Колонна подъехала к лагерю и остановилась. Весь лагерь был ярко освещен, оттуда далеко разносился рев моторов и крики солдат. Но вот спустя час огни погасли, хотя шум и голоса долго еще не затихали в ночи.
Ты Гать возвратился к себе в хижину встревоженный. Спать ему не хотелось, и, поставив воду на огонь, он присел у очага. За дверью послышались легкие шаги.
— Это ты, Ка?
Едва переступив порог, мальчик сразу же принялся рассказывать:
— Какие пушки у них здоровенные! Они уже перевезли на отмель шесть штук. Если завтра прилетят американцы, будет драка!
— Да-а-а… — задумчиво протянул старик, глядя на огонь.
Похолодало. Пошел мелкий затяжной дождь. Последнюю неделю погода стояла пасмурная, небо затянуло серой пеленой, и всю эту неделю не слышно было знакомого гула самолетов. Жизнь в хижинах, крытых соломой, как будто вошла в прежнее русло, и на уме у всех снова была одна лишь забота — как прокормиться, как дожить до нового урожая.
Солдаты разбрелись из лагеря, осталось только подразделение, охранявшее накрытые брезентом орудия. По утрам обнаженные по пояс солдаты бегали по отмели в противогазах или в маскировочных халатах, вели «рукопашные бои» деревянными винтовками, сопровождая каждое движение громким криком.
Как-то вечером, когда моросил мелкий дождь, на единственной улице села появилось несколько солдат, они забрели сюда от скуки. Солдаты прошли улицу из конца в конец, заглядывая в окна домов, потом свернули к станции, осмотрели билетную кассу и снова вернулись в поселок. Теперь они шли по улице не всей гурьбой, а разбившись на группы по два-три человека. Двое из них зашли в харчевню. Тот, что был постарше, с бородкой, в чине сержанта, уселся за стол, вынул из кармана деньги и знаками попросил принести водки и закуску. Заметив в дверях толпу детей и взрослых, с любопытством рассматривавших его, солдат вдруг взмахнул руками и выкрикнул несколько слов. Дети испуганно бросились врассыпную. Солдат захохотал. Ка внес небольшую бутыль с водкой и маленькие чашечки.
— Зото! Зото! — пробормотал бородатый сержант, кивая головой.
Он разлил водку по чашкам и пригласил другого солдата выпить с ним. После того как было выпито несколько чашек, оба захмелели и затянули жалобную песню. Японцы пели, покачивая головами в такт песне, переглядывались и улыбались.
А на улице группа солдат заметила девушку в дверях швейной мастерской. Солдаты направились было к ней, но девушка испуганно юркнула в дом, а навстречу солдатам вышел улыбающийся портной.
— Что желаете? — обратился он к ним.
Парни заулыбались, что-то сказали, а потом жестами объяснили, что хотят пить; то один, то другой при этом заглядывал внутрь дома. Портной позвал сынишку и послал его вскипятить воду, а сам пододвинул солдатам курительный прибор и предложил попробовать вьетнамского табаку. Но те покачали головами, вынули японские сигареты и угостили хозяина. Так они объяснялись жестами, пока мальчик не принес чай.
В чайную Ты Гатя тоже заглянул один солдат. Совсем зеленый, верно, и двадцати еще нет. Он как-то неуверенно посмотрел на хозяина и опустился на край скамейки рядом с пожилым мужчиной. Потом, оглянувшись, вытащил из кармана деньги и показал на бананы. Старый Ты Гать молча отломил от грозди несколько штук и подал солдату, а один из посетителей подвинулся, освобождая ему место. Японец улыбался, стараясь расположить соседей — пожилого мужчину и женщину, но те упорно молчали.
— Аннан!.. Аннан!.. — произнес солдат, улыбаясь и показывая на Ты Гатя и его посетителей.
— Говорит, что мы аннамиты, — пояснил пожилой мужчина.
Солдат постучал себя по груди и произнес:
— Чосон! Чосон!
— Что он говорит? — заинтересовался Ты Гать.
— Не пойму.
Солдату, видно, очень хотелось, чтобы его поняли, и он тыкал в грудь то кого-нибудь из посетителей, то хозяина, то стучал себя по груди, продолжая твердить:
— Аннан! Аннан! Чосон! Чосон!
Видя, что и хозяин, и остальные продолжают молчать, он погрустнел. Потом вдруг подошел к очагу, взял уголь и написал два иероглифа.
— Что он написал?
— Я плохо знаю иероглифы. Дайте-ка посмотрю…
Мужчина подошел поближе и, наморщив лоб, стал разбирать угольные черточки.
— А! Корея!.. Значит, он кореец!
Солдат увидел, что его наконец поняли, снова ударил себя в грудь и повторил:
— Чосон! Чосон!
Мужчина закивал, показал на солдата и на себя.
— Чосон! Вьетнам!
— А где находится эта Корея?
— Корея — это страна, которую у нас называют Каоли. Там сейчас хозяйничают японцы, так же как у нас французы.
Старый Ты Гать разглядывал солдата, лицо у него было еще по-детски пухлое. Да, он действительно чем-то отличался от всей остальной солдатни!
— Наверное, его забрали в солдаты так же, как французы берут наших в свою армию.
— Скорее всего!
Лицо старика подобрело. Он зачерпнул свежезаваренного чаю, налил полную пиалу, отломил еще несколько бананов и пододвинул все это корейцу: