Разговор на кухне
Шрифт:
От нарисованной Лёхой картинки, меня тоже улыбнуло. Наделённый природой богатым и ярким воображением, возможно, он смог бы стать хорошим поэтом или художником. Но не стал...
Отдышавшись наконец, Лёха произнес:
– Мы вояки, - и удовлетворенно-утвердительно покивал головой в подтверждение своих слов.
– Нет, это я уже абсолютно серьёзно говорю. Не знаю как на счёт сохи, Василию Иванычу виднее, - Лёха сделал рукой в его сторону, - но вояки мы знатные, это все в мире признают. Знают, поэтому боятся. Предлагаю выпить за нас - рубак!
– Ты-то известный рубака, - заметил я, поднимая рюмку.
– Тебе только в обозе с медсёстрами воевать. Скорее Чубака, чем рубака.
– При чём здесь
– удивился Лёха.
– Ни при чём, прикольно просто. Всё уже, дай Василию Иванычу сказать. А то ты из серьёзного разговора комедию устроил.
– Я встал и пошёл к микроволновке разогревать порцию жульена.
– Продолжай, Василий Иваныч, - попросил я, выбирая программу разогрева.
– Да ладно тебе, у меня предки казаки, знаешь, как они воевали?
– Лёха даже немного обиделся.
– Прадед по отцу полный Георгиевский кавалер, между прочим. В империалистическую немчуру шашкой по Европе, как вшивых по бане гонял. До Великой Отечественной жаль, не дожил, помер.
– Вот, кстати, история казачества тому наглядное подтверждение, - ввернул Василий Иваныч.
– Некоторый аскетизм, являющийся постоянной неотъемлемой частью нашего образа жизни, позволяет стойко переносить все тяготы и лишения военного времени, а также голодного периода восстановления. Некий милитаризм обыденной жизни требует военной доминанты в государственном управлении, что полностью воплотилось в форме правления России - абсолютной монархии. По сей день естественным образом единоначалие и по-военному выстроенная жёсткая вертикаль управления с возможностью быстрой мобилизации являются главными столпами, на которых стояло и стоит наше государство. Ещё один краеугольный камень, на котором всегда держалась Россия, то, что сделало, собственно, Россию Россией - наличие сверхзадачи, необходимой для того, чтобы обыкновенное государство вырвалось из толпы заурядных социальных образований в мировые лидеры. Правда, для этого необходимо соблюдение важного условия: сверхзадача не должна быть меркантильной, она должна быть мистически окрашенной.
– Тут я полностью согласен с оратором, - кивнул Лёха.
– Тут ты, Василий Иваныч, полностью прав.
– Москва - Третий Рим и четвёртому не бывать.
Он закурил сигарету, придвинул пепельницу, ровесницу столового серебра, глубоко и с удовольствием затянулся, затем, выпустив струю дыма в высокий потолок, проговорил:
– Сверхзадача, которую мы тащили полтыщи лет и никуда особо пока, как показывает практика, не дотащили. Хотя, мы много чего попутно сделали такого, за что теперь нас везде боятся и уважают, а наше поголовье первые четыреста лет при этом быстро росло. Эта сверхзадача сделала из нашего дальнего околотка, извиняюсь за много "сверх", сверхдержаву.
Выдав эту мысль, он опять, прищуриваясь от дыма, жадно затянулся, тут же решительно раздавил оставшуюся половину сигареты в пепельнице и, немного оправдываясь, констатировал:
– Безвольный я человек, ну никак не могу бросить, хоть ты тресни, - он плеснул из графина себе в рюмку, зацепил вилкой маленький маринованный маслёночек, и с видимым удовольствием выпив водки, положил его в рот.
Василий Иваныч подождал немного, пока Лёха прожует, а потом продолжил:
– У русских было два пути развития. Первый - развитие на основе собственности на землю, второй путь - это развитие, где определяющим был капитал и, соответственно, право собственности на него. Мы сделали выбор в пользу земли. Ну, тут скорее так: если бы победил Новгород, то пошли бы по пути Европы, т.е. развития, в первую очередь, за счёт капитала...
– Но победила Москва.
– Лёха с деланным сожалением вздохнул.
– Василий Иваныч, не совсем уловил, поясни, - попросил я, не обращая внимания на Лёхины подколки, которые он начинал отпускать после первой пол-литры, когда настроение его улучшалось. Так продолжалось до окончания третьей пол-литры, в этот период Лёха всегда много балагурил, пел и играл на гитаре, затем, по мере увеличения объёма выпитого, запал его пропадал, и он тихонько и без сожаления расставался со своим сознанием, засыпая на кровати, до которой мы его доводили с Василием Иванычем.
– По классической экономической теории есть три фактора производства: земля, труд и капитал. В совокупности они позволяют странам экономически развиваться. Но никогда не бывает всего в достатке, гармония- удел природы, а не человеческих взаимоотношений. У кого-то много земли и людей, у кого-то людей и денег. Маленькие, обделённые земельными богатствами страны, поневоле сделали ставку на капитал и пока выигрывают. Смотрите, - Василий Иваныч, медленно потянувшись за графином и разлив водку по рюмкам, неторопливо продолжил: - средневековые итальянские торговые республики типа Венеции и Генуи, островная Англия, зажатая со всех сторон Голландия, Новгородская республика, лишенная из-за климата возможности жить исключительно сельским хозяйством, ограниченная с севера и востока малопригодными для жизни пространствами, и более близкие к нашему времени примеры типа Японии, Южной Кореи, Израиля, они все вынужденно развивались за счёт двух факторов: труда и капитала...
– Выпьем же, друзья. За труд и капитал!
– воскликнул Лёха.
Мы чокнулись.
– Выходит, что Америка, дала протестантским переселенцам, воспитанным в уважении к деньгам и труду, обширную благодатную землю, а они уже своим религиозным стремлением к исполнению предназначения упорной работой создали гигантские капиталы?
– Я обалдел от очевидности этой мысли.
– Как просто! Мысль лежала на поверхности, а мы не замечали её и лезли в какие-то глубины.
– Именно, - Василий Иваныч кивнул.
– У Америки есть все три фактора в достаточном количестве, но не только поэтому она доминирует на нашей маленькой планете. У них тоже есть сверхидея, ведущая эту нацию к мировому господству. Они свято верят, что именно они живут правильно, и, видит Бог, пока, кажется, что они не так уж неправы. На данном основании у них есть мессианская задача распространения своего образа жизни на всю поверхность планеты Земля.
– Капитан, блин, Очевидность, - не смотря на Василия Иваныча, процедил сквозь зубы Лёха.
– Включая моря и океаны, - закончил я, опять не обращая внимания на Лёхино раздражение.
– Ладно, хрен-то с их притязаниями на мировое господство. Мне другое интересно: сейчас ценность земли падает, производительность труда увеличивается многократно, в производстве за единицу времени делают больше, задействуя меньшую площадь земли и количество труда, преимущество Америки нивелируется, и, по-моему, скоро Европа и Япония догонят и перегонят её по экономическому развитию. Так?
– Саня, ценность земли падает в парадигме интенсификации массового производства, здесь ты прав, но нарождается другая экономика, где ценность творческого потенциала индивидуума станет основой. Устройство жизненного пространства будет подчинено задаче полнейшего раскрытия творческого потенциала человека, и будет носить в основном рекреационную функцию, поэтому земли потребуется много, очень много.
– Значит ценность капитала, как одного из трех факторов производства, будет падать?
– Уверен, что нет. Просто капитал станет обобществленным. Индивидуальное владение капиталом сделается ненужным. Дело в том, что системы коммуникации, наверное, будут развиваться дальше в сторону облачных технологий и вообще чёрт знает ещё чего, а это строительство огромных дата-центров, сетей. Прогресс - это научные исследования, которые всегда требуют колоссальных затрат.