Шрифт:
Владимир Сорокин
Разговор по душам
– Хозяин дома?
– громко позвал Мокеев, входя в распахнутую калитку просторного палисадника.
В приоткрытом окне добротного деревенского дома показалась немолодая женщина в пестром платке, прищурясь глянула и скрылась. Мокеев взошел на крыльцо, миновал сени с недавно обновленным полом, потянул за кованую ручку двери и ступил в горницу.
Хозяйки в доме не было. Справа стояла большая русская печь, слева массивный дубовый стол. Жестяные ходики в виде кошачьей морды громко тикали. В дальнем
Женщина быстро вернулась:
– Он на дворе дрова рубит. Щас придет. Садитеся.
Мокеев опустился на лавку, поставил рядом сумку.
– А вы из правленья, что ль?
– спросила женщина, наливая щи из котла в глубокую тарелку.
– Да нет, не из правления, - улыбнулся Мокеев.
– Я из областной газеты.
– Это из какой же?
– она испуганно посмотрела на него.
– Из "Зари".
– Правда?!
– она широко улыбнулась.
– Так мы ж ее и выписываем!
– Вот и хорошо.
Дверь отворилась.
Вошел широкоплечий седоволосый мужчина в голубой рубахе с засученными рукавами. На загорелом лбу его блестели капельки пота.
Мокеев приподнялся:
– Здравствуйте, Иван Сергеич.
– Здравия желаю, - Коврижин шагнул к нему, крепко пожал протянутую руку.
– Вы с комбината?
– Нет. Я к вам послан редакцией газеты "Заря". Мы скоро будем печатать материал о вашем совхозе. Вот приехал интервью у вас брать.
Коврижин улыбнулся:
– Интервью... сразу не выговоришь... вас как зовут?
– Глеб Вадимыч. Мокеев.
– Вот что, Глеб Вадимыч, давайте-ка пообедаем. Вы с дороги намаялись, да и я намахался...
– Спасибо... но я завтракал недавно...
– Да знаю я, как вы в городе завтракаете. Хлеб с маслом, да кофий! Садитесь, садитесь...
Мокеев сел за стол.
Коврижин сполоснул руки, вытер полотенцем и сел напротив:
– Добрались на своих двоих?
– Нет. Повезло. Водовоз ваш подвернулся.
– Гришутка?
– Да. А что ж автобус не ходит?
Коврижин хмыкнул:
– А черт их знает. То приедет, то нет. Не автопарк, а шарашкина контора какая-то...
Он прижал краюху хлеба к груди и стал резать большим кухонным ножом.
– И что, часто подводит автобус?
– спросил Мокеев.
– Да не то что б очень, но бывает.
– А вы в райком напишите.
– Да не то что писали - были там. С председателем.
– Ну и что?
– Техники мало и людей. Вот какая штука. Работать в автопарке некому.
– Что, текучка кадров?
– Молодежь разбегается. В город едет, в большой. В районе им, видишь ты, - скучно...
Он положил хлеб на деревянный кружок и кивнул жене:
– Маш, дай-ка там с полки...
Коврижина кивнула, отодвинула занавеску, сняла с полки бутылку перцовки.
Иван Сергеич открыл ее ножом, разлил в три стакана:
– Садись, Маш, хватит у печки толшиться...
Коврижина поставила перед Мокеевым тарелку щей и села рядом с мужем.
– Ну, давай, Глеб Вадимыч, с приездом, - поднял свой стакан Коврижин.
– Я чисто символически, - взялся за стакан Мокеев.
– Мне еще в редакцию успеть надо...
– Одно другому не мешает, - пробормотал Коврижин и беззвучно опрокинул стакан.
Жена отпила половину, сморщилась:
– Господи...
Мокеев тоже немного отпил и закусил куском сала.
– Да, - громко выдохнул Коврижин, цепляя вилкой сало.
– Вот ведь штука какая! Скучно! Поэтому и бегут. А кто, спрашивается, виноват? Мы с вами! Только мы... Я вон тоже, как завфермой выбрали, первый год понять не мог почему девки молодые к нам не идут? Ферма чистая, новая, плотют хорошо, дом рядом. А им, оказывается, и кино нужно, и теятр, и магазин хороший. А мы, дураки старые, никак это понять не можем, все на них валим...
Он съел сало и принялся за щи.
– Но щас-то у вас, Иван Сергеич, на ферме все в норме?
– Ну, так это другое дело, - пробормотал Коврижин, дуя на полную ложку.
– Почему же этим ребятам никуда бежать не хочется?
– спросил Мокеев, включая стоящий в сумке магнитофон и кладя микрофон на стол.
– Тут, Глеб Вадимыч, дело-то непростое...
– Непростое?
– Да. К каждому человеку, понимаешь, подход свой нужен. Как бы сказать... тропиночка к сердцу. А ее найти надобно. А коли найдешь - тогда и никому никуда бежать не захочется. Человек, понимаешь, в работе должен радость обресть. А иначе это не работа, а батрачанье.
– И вы нашли эти тропинки?
– спросил Мокеев, склоняясь над щами.
Коврижин засмеялся, откусил хлеба:
– Да нашел, нашел... Только мозгами покрутить пришлось...
– Намаялся он с ними, это точно, - вздохнула Коврижина.
– А как ты думала?
– глянул на нее Иван Сергеич.
– С людьми же работаем, не с кем-нибудь. Если б везде к ним так вот - тогда и текучки этой не было б в помине. Я вон чуть ли не с каждым говорил каждый день! Подойдешь, посмотришь, советом поможешь, пошутишь, вспомнишь прошлое. А если - ушел, пришел - тогда и им наскучит. А я им глаза раскрыл. Говорю чего вы в город бежите? Чего там не видали? Газу? Выхлопа? Шума? Неуж в цеху грохочущем приятней работать, чем тут в тишине, да с коровками? Ведь на них-то глядеть одно загляденье! Живые ведь! А там что - железка, она и есть железка...
– Ну, на заводе тоже многие с радостью работают, Иван Сергеич.
– Да я ничего против завода не имею - пожалуйста! Там свой интерес здесь свой. Только я-то сам в деревне родился и рос, и состарился, так что агитировать буду за деревню! Буду и точка!
Он стукнул кулаком по столу.
Все засмеялись.
Коврижина налила по второй.
– Давайте за хозяйку, - поднял стакан Мокеев.
– Да. За Машу-умелицу...
– Ох, спасибочко...
Коврижин поднес стакан к губам и вдруг удивленно поднял кустистые брови: