Разговор по душам
Шрифт:
Нет, Оля совсем другая… Тоненькая, курчавая, глаза большущие… А главное — не пискля и не ябеда. Хоть и девчонка, а лучше любого мальчишки!
Когда Слава Мушкин проходил по заснеженному двору, все малыши испуганно шарахались в стороны. Они знали: этот большой сильный мальчишка может ни за что ни про что стукнуть любого из них, бросить в снег, обидеть…
Но Мушкину сегодня было не до этой мелюзги.
Небрежно
Слава вздохнул, вспомнив свой класс. Надоели ему все! Усмехнулся, подумав о Федьке Леонтьеве, которого прозвали Буратино. У него и нос-то не длинный, можно сказать, даже курносый он, а все равно похож! Маленький, щупленький, плоский какой-то, челочка желтая, гладкая, будто ко лбу приросла, голос писклявый, и весь Федька, как заводной, ни минуты не постоит, все вертится, кривляется, смеется… Ему что ни скажи, все сделает, так и смотрит тебе в рот. А только неинтересно с «им дружить.
Вот с Олей он, пожалуй, подружился бы. Может быть, и на каток не постыдился бы с ней пойти, хоть она и девчонка — уж очень здорово на коньках катается, красиво, прямо как в балете… Ну что же, сегодня, когда он отличится перед всем классом, все по-другому пойдет, она, может, и сама захочет с ним подружиться… Ну, а он, однако, еще посмотрит…
Слава быстрее зашагал к школе. Рассчитал он правильно — пришел как раз к третьему уроку, уроку литературы, в ту самую минуту, когда Мария Даниловна открывала дверь в класс. Незаметно прошмыгнув мимо нее, Он направился к своей парте.
Буратино так и просиял, завидев приятеля. Он с готовностью подвинулся, освобождая ему место, и тут же начал что-то шептать. Но Слава только досадливо отмахнулся. Он неотрывно смотрел в лицо учительнице, словно гипнотизировал ее. И это подействовало. Мария Даниловна вызвала его первым.
Он подошел к доске уверенно, твердыми шагами. В классе стало очень тихо — все, раскрыв рты, смотрели на Мушкина. Оля даже привстала чуть-чуть с парты. И Слава, читая стихотворение, смотрел прямо на нее: amp;apos; ему было приятно видеть удивление и радость в ее больших глазах. Он знал стихотворение назубок и хотя читал его без особого выражения (не очень-то Слава любил стихи), голос его звучал так громко, будто читал он не в классе, а в большом зале.
— Америка снова открыта… — не переводя дыхания, продолжал Слава.
— Достаточно, — остановила его вдруг Мария Даниловна.
— Как это достаточно! — закричал Слава. — Я знаю все до конца, я вчера все выучил!
— Вижу, — сдержанно заметила учительница.
–
А теперь ответь, пожалуйста, как ты думаешь, что хотел сказать поэт словами: «По полюсу гордо шагает советский простой человек»?
Слава пожал плечами.
— Ну, подумай, ты ведь знаешь. — Мария Даниловна придвинула к себе журнал.
Слава посмотрел на класс — все тянули руки вверх. И Оля тоже подняла руку.
«Обрадовались!» — сердито подумал Слава. Он был зол на учительницу и на ребят и нарочно упрямо молчал.
На свое место он шел уже вконец разгневанный: она поставила ему тройку. Стоило из-за троечки стараться! Лучше не пошел бы в школу! Не слушая ответов ребят, он упорно твердил громким шепотом, нарочно так, чтобы учительница слышала:
— Раз задано стихотворение, значит и надо спрашивать стихотворение. А то пристают со всякими вопросами…
— Не мешай нам, Мушкин, — строго остановила его Мария Даниловна.
А Слава назло ей вертелся, шумел, толкал Бура-тино, гримасничал — все делал в отместку за то, что она ему помешала отличиться, а ведь какой был случай!
Слава уже не знал, что и выкинуть еще! Под конец снял со своей рубашки ремень и связал им под партой Федькины ноги.
Буратино задергался, захныкал.
— Что у вас там происходит? — Учительница нахмурилась. — Встань, Леонтьев!
Но как встанешь, если ноги связаны?
В классе раздались смешки. Мария Даниловна подошла к парте, сняла с Буратино ремень и велела Славе выйти из класса. Тот чуть слышно присвистнул.
Лицо молодой учительницы покрылось красными пятнами. Видно было, как она сдерживает себя, как волнуется при мысли: а что, если не выйдет? От него всего можно ждать.
И она еще раз, напрягая всю свою волю, четко повторила:
— Сейчас же выйди из класса!
Мушкин еще повозился, поломался и, встретив тревожное молчание ребят, пошел из класса. Выходя, он успел заметить, что Оля сидит, низко опустив голову, наверно ей стыдно за него. А ему теперь было на все наплевать. Он так разошелся, что уже не мог и не хотел остановиться: выйдя из класса, он не отходил от двери, то приоткрывал ее, то с силой закрывал.
Кто-то подошел и плотно прикрыл дверь. Тогда Слава стал колотить в нее ногами.
Даже звонок не заставил его отойти, он будто прилип к месту.
«Сейчас начнется лекция», — криво усмехнулся Слава, завидев учительницу, выходящую из класса.
Но, даже не взглянув на него, она бросила мимоходом:
— За ремнем зайдешь к директору.
— Нужен он мне! — проворчал Слава, с беспокойством следя за ребятами, которые почему-то не разбегались на перемену, а стояли вокруг него молча, плотной стеной.
Слава подмигнул Буратино: вот он сейчас посмеется над его выходками!
Но тот и не думал смеяться. Подойдя близко к Славе, Федька спросил хмурясь:
— Ты зачем так колотил в дверь? Ненормальный, что ли?
— Ух, ты! Как разговариваешь со мной! — Слава толкнул Буратино кулаком. — Это ты ненормальный! Чучело гороховое, вот ты кто!
— А ты… ты… — задохнувшись, крикнула Оля. — Ты даже хуже Квакина!..
Мушкин вздрогнул. Он даже не успел сообразить, что значит «хуже Квакина». Ему и в голову не пришло, что Квакни-это «герой» повести Гайдара «Тимур него команда». Он думал, что Оля дразнит его лягушкой, и, сузив глаза, поднял на нее руку. И тут кто-то так резко и больно дернул за плечо, что, пошатнувшись, он охнул.