Разговор с пустотой

Лавряшина Юлия Александровна

А в церковный хор его не уже не взяли бы, голос давно пропал, хотя в семь лет Роман действительно пел. В хоре мальчиков. Тогда его отец служил в Вильнюсе… После Роман Маскаев с музыкой имел дело только через автомагнитолу.

****

– Рома, я выпила сок! – сообщила Лидочка радостно и погладила сосны, как собак, прибежавших поприветствовать ее. – Ты поставил около кровати, а я выпила.

– Умница, – он погладил ее по голове.

Русые волосы плотно прилегали к черепу, они не умели парить, как у соседки, растворившейся в окне… Но в минуты нежности ему казалось, что от тонкого пробора его жены до сих пор

пахнет молоком. Хотя материнского Лидочка и не пробовала, из роддома отец забрал только ребенка. Жалел ли он потом, что врачи спасли младенца, а не мать? Или наследник сразу был целью? УЗИ тогда не делали, пол новорожденного выяснялся, когда ребенок уже попадал в руки акушерки. Знал бы наверняка, что родится девочка, разрешилось бы все по-другому? Или это не зависело от воли Главного Босса? Даже он не мог управлять всем на свете. Особенно жизнью и смертью.

То, что ум ее неразвит, теперь только радовало Романа. Он насмотрелся досыта на стаи расчетливых дамочек, стервозности которых не выдержал бы ни один счетчик, если б такие существовали. Зашкалило бы. Раньше их взгляды проходили сквозь него, даже не рассматривая, как достойного… И этого Роман не забыл.

Не то, чтоб ему хотелось отомстить каждой из тех, кто не замечал его в бедности, но какое-то сладкое злорадство веселило сердце, когда он проходил по залу ресторана и видел, что лица девушек поворачиваются за ним, как цветы за солнцем. И Роман действительно чувствовал себя солнцем в такие минуты…

«Людовиг хренов!» – усмехался он про себя. И эта усмешка, которую Роман мог себе позволить, была своего рода наградой – золотой медалью на грудь.

Собственно, главной наградой было то, как изменилось его самоощущение. Даже природная красота, которой щедро поделилась с ним мать, никогда не давала Роману той уверенности в себе, какую он получил вместе с финансовой независимостью. Гигантского состояния, в нагрузку к которому шла Лидочка, он не приобрел, все-таки мороженое – это не газ или нефть, но и то, что было у него сейчас, открывало дверь в некий параллельный мир, с юности Роман знакомый только понаслышке.

Он быстро вошел во вкус. Лишь в первый месяц после ранения и смерти тестя, когда Роман стал единоличным хозяином комбината, его не оставляло липкое ощущение, что деньги могут ускользнуть между пальцев. И Маскаев трясся над каждой копейкой, часами просиживая над финансовыми документами, которые не мог доверить бухгалтеру. Слава богу, его образование позволяло хоть с трудом, но разобраться во всех хитросплетениях цифр.

Подтрясывало тогда еще и оттого, что вполне успешное покушение на Лидочкиного отца не решило проблем его конкурентов. Ведь место не освободилось, не открыло бреши в бизнесе, а кое-кому так хотелось бы ее заполнить… Роман постоянно ощущал себя мишенью, к которой внимательно присматриваются. Небо за окном уже налилось свинцом, и тяжелые пули падали на землю, заставляя вздрагивать от внезапного стука в окно.

Тогда он пустил в ход все свое обаяние. И как ни было ему страшно, начал прощупывать подходы к людям, которых подозревал в убийстве. Разумеется, никто не был за него наказан… Учиться Роману было не у кого, тесть погиб, родители ничего не понимали в подобных делах. Отец готов был встать за сына грудью, но сын сам не позволил бы этого. Ему все еще страшно было остаться сиротой…

Тогда Роман, в лучших советских традициях, попробовал обратиться за опытом к «важнейшему из искусств». Нашумевший сериал «Бригада» с дворовой наивностью проталкивал мысль о ценности мужской дружбы, и Маскаев вспомнил о своих «пацанах» с той самой Лиговки, воспетой Розенбаумом.

Спустя пару недель на него уже работали трое друзей детства, один из которых, стал неплохим экономистом, у другого были друзья, кажется, даже в космосе, а Сашка Муромцев успел написать и даже издать пару детективов, и обожал копаться в интригах. А именно их Маскаеву и требовалось распутать…

Как двадцать лет назад собираясь вечерами, только теперь в большой Лидочкиной квартире, они выдвигали свои версии, спорили, хохотали, и тяжесть, давившая Роману на сердце, понемногу рассасывалась. К тому же, они усердно растворяли ее в пиве, и засыпали солеными орешками. Со стороны могло показаться, что это «литературные рабы» сочиняют сюжет очередного бестселлера, и по-детски веселятся над той чушью, которую так охотно проглатывают десятки тысяч читателей.

Когда путем «логических рассуждений», как повторял Сашка, друзья вычислили, кто больше других был заинтересован в убийстве его тестя и мог решиться на это, Роман пошел напролом.

****

С их стороны это было только игрой, они никому не собирались причинить вреда, но того, кто был по другую сторону баррикады, Маскаев надеялся напугать всерьез. Действовали они по-простому, помня старое, доброе: против лома нет приема. Проколов шину «Ауди», которая обычно подъезжала к школе за десятилетней дочкой их врага, они подкатили на точно такой же машине, которую загодя искали по всему Питеру.

Несколько дней наблюдений, убедили, что водитель изнутри распахивает дверцу, и девочка с разбегу прыгает на переднее сиденье. Наверняка первоначально шоферу было велено выходить из машины, и усаживать дочку хозяина. Но маленькой девочке такие почести могли надоесть, и поскольку никто их не проверял, и довольно долго все обходилось, они оба с радостью нарушали инструкции.

Но, как они все узнали в детстве из «Денискиных рассказов»: тайное всегда становится явным. Наступил день, когда их противник должен был прозреть, причем на оба глаза. Первый же телефонный разговор с отцом украденной девочки показал: тот напуган не на шутку. Тем более, от него ничего не требовали, просто предоставляли ему возможность мучиться и пересыпать из ладони в ладонь крупицы своей жизни, чтобы понять – чего все это стоит…

Дочь у него была не единственная, поскольку и брак не первый, но – любимая. Льняные кудряшки, кукольное личико, но совсем даже не пустенькая головка. Поздний, талантливый ребенок от молоденькой жены, которая о существовании девочки вспоминала лишь время от времени. Зато отец звонил ей пятьсот раз на дню, а вечером обязательно просматривал новые рисунки – Алина рисовала на всем, что подвернется под руку, и не желала слышать ни об уроках танцев, ни о музыке.

– Это киндеппинг? – совершенно спокойно спросила она у Романа, маскировки ради нацепившего темные очки и приклеившего противные, пшеничные усы.

– Какие слова ты знаешь! – попытался отшутиться он.

– А вы думали, я – идиотка?

– Я думал, тебе десять лет.

Он вспомнил о Лидочке, которая за четверть века своей жизни даже не слышала о киндеппинге. Ему пришло в голову свести этих двух девочек, подружить их, а потом сообщить младшей, что это ее отец осиротил Лидочку. Пусть задаст ему жару, когда они вернут ее домой! Непременно вернут.

– С тобой ничего плохого не случится, – заверил Роман, на что она только презрительно дернула ротиком.