Разговорчики в строю №2
Шрифт:
Как и у предыдущей секретарши, руки у нее росли из задницы, и бардак в штабе стал принимать какие-то угрожающие, запредельные масштабы. К всеобщему изумлению, «христова невеста» тоже не сумела соблюсти девичью честь и тихо отчалила из канцелярии в неизвестном направлении.
— На птицефабрике родилась и мозги куриные! — подвел итог ее деятельности комэск. Он не отличался религиозностью.
К поискам очередной секретарши НШ подошел со всей ответственностью. Неделю он мотался по окрестным поселкам и, наконец, привел в штаб очередное приобретение. Сказать, что новая секретарша была несимпатичной,
Гаркуша потирал руки:
— Ну, уж на эту ни у кого не встанет!
— А если встанет? — хмыкнул осторожный комэск.
— Найду этого осеменителя и заставлю жениться!
Глядя на новое приобретение, уныло тыкавшее пальцем в компьютер, Гаркуша надеялся, что штаб в полной безопасности. Но…
— Да что же это делается, граждане?! — взвыл НШ, перечитав рапорт. — Найду гада! Он у меня еще пожалеет, как в секретарш концом тыкать! Комсомольская свадьба им у меня обеспечена!
Вызванная на допрос Квазимодка особенно не отпиралась и на прямой вопрос: «Кто отец ребенка?» спокойно назвала фамилию. От неожиданности Гаркуша рухнул на офисный стул и покатился к выходу из канцелярии. Квазимодка следила за ним рыбьим взглядом, в котором парадоксально тлела искра материнства.
План НШ рухнул, вздымая тучи едкой пыли. Заставить жениться на Квазимодке техника самолета старшего прапорщика Полухина не было никакой возможности, потому что он уже был женат и имел двоих детей…
ПАН ВОЛОДЫЕВСКИЙ ИЗ БУРАТИНОВКИ
Капитан Яков Яковлевич Любомирский прибыл в нашу часть из гарнизона «Бутурлиновка», который в народе иначе как «Буратиновкой» и не называли.
Маленький, подтянутый капитан с черными усиками очень напоминал пана Володыевского из известного польского фильма, да и поляки в родне у него, кажется, были.
Яков Яковлевич был женат и многодетен, однако приехал к новому месту службы один. Обещанная ему квартира оказалась занятой и, ожидая, пока старый хозяин уедет в Германию, Любомирский завис в «чудильнике» — общежитии для холостяков.
Отсутствие жены сказалось на Любомирском довольно быстро. Через неделю холостой жизни любой разговор в его присутствии мистическим образом сворачивал на обсуждение полового акта, причем эротические фантазии капитана простирались значительно шире границ, положенных советскому человеку, коммунисту и офицеру. Целомудренные выпускники военных училищ, присутствующие при разговоре, неудержимо краснели, более искушенные двухгодичники-пиджаки хихикали.
Вскоре по техническим причинам Якову Яковлевичу пришлось отказаться от просмотра передачи «Аэробика». К исходу второй недели, глядя на абсолютно бесполую дикторшу программы «Время», он задумчиво, как бы про себя, спросил: «Интересно, а в рот она берет?».
Стало ясно, что капитана Любомирского надо спасать. Предложение посетить одну из гарнизонных маркитанток он отверг: «Нельзя мне, мужики, жена все равно дознается, гарнизон ведь, он как деревня: я еще подумать не успею, кого бы мне это…, а уже слух пошел! Из-за этого из Буратиновки и уехали…»
В «чудильнике» был буфет. Заправляла им Надюша — женщина неопределенного возраста и страховидной внешности, к тому же хромая. Днем она торговала страшненькими бутербродами, рыбными консервами и вареными яйцами, а ночью снабжала жаждущих водкой из-под полы. Жила она в комнате рядом с буфетом.
И вот, эта самая Надюша начала делать недвусмысленные авансы Якову Яковлевичу. Мы обрадовались: «Давай, Яков, действуй, и женщине хорошо, и тебе облегчение, да и нас она, может, такой отравой больше кормить не будет…»
— Да вы что! — замахал руками Яков, — она же страшная, как… как… как вся моя воинская служба!
Заканчивалась третья неделя холостой жизни Якова Яковлевича. По случаю пятницы в «чудильнике» накрыли поляну. Выпили по первой, потом по второй. Разговор вяло крутился вокруг служебных проблем, потом сказалось присутствие Любомирского, и заговорили о сексе. Кто-то достал набор порнографических карт. Яков Яковлевич стасовал колоду, изменился в лице и вышел.
Вскоре обнаружилось, что закончилась закуска. Внимательный анализ ситуации показал, что ее еще и нечем запить. Скинулись по десятке, и я привычной тропой отправился к Надюше.
На первом этаже в коридоре лампы не горели и я, спустившись с лестницы, увидел у дверей буфета расплывчатую тень. Тень царапалась в дверь и что-то бормотала. Я прислушался.
— Надюша, открой, это я, Яша, я к тебе…
— Что ты, Яша, уже поздно, я спать легла, неудобно…
— Надюша, я тебя хочу, то есть, это… люблю, открой, а?
— Да ты что, соседей перебудишь, уходи, — кокетничала Надюша.
Изнывающий от страсти Яков топтался у двери, и вдруг его озарило. Он опять постучал в дверь, нагнулся к замочной скважине и прогундосил:
— Пусти, а то закричу!!!
РИКИ-ТИКИ-ПАВЕЛ
— Вот что, Паша, — сказал зам комэска по ИАС, разливая по последней, — поживи-ка ты у меня. Кошака покормишь, цветы польешь, ну, и вообще, посмотришь, чтобы братья-туркмены квартиру не раскулачили. Согласен? Ну, и отлично.
На следующий день самолет унес счастливых отпускников в Россию, а старший техник Павел Антохов отправился стеречь командирскую квартиру.
Зам комэска в Марах служил долго, поэтому успел обрасти бытом. Антохов, не торопясь, со вкусом принял душ, врубил форсаж на кондиционере и перетащил постель с сиротского диванчика на супружеское ложе своего прямого начальника.
— Хорошо быть майором, — подумал Антохов, сладко потягиваясь. — Баба у него, правда… не того… страшноватая, ну, это дело такое… Зато, вон, быт налажен и вообще…