Разговорчики в строю №2
Шрифт:
Из кухни заявился кот, прыгнул на кровать, устроился у Антохова в ногах и замурлыкал.
— Да, баба определенно требует замены, люстру вот надо бы сменить, обои кое-где вытерлись, — хозяйственно подумал Антохов, — а так… ничего… Мысли его путались.
Внезапно кот дико зашипел и, как белка-летяга, метнулся с дивана на шкаф.
— Ты что, охренел, что ли, животное дикое?
Антохов приподнялся на локте и вдруг краем глаза уловил какое-то движение на полу. Приглядевшись, Антохов чуть не взвыл от ужаса. Змея! Здоровенная! Он вихрем слетел с кровати
Змея исчезла. Куда эта тварь девалась? Антохов огляделся. Уютная квартира мгновенно изменилась. В темных углах копошились клубки змей, змеи угадывались также под диваном, за телевизором и на подоконнике среди цветов.
Обмирая от ужаса, Антохов подобрался к выключателю и включил свет. Тени исчезли, количество змеиных мест сократилось, но куда девалась та, первая, было все равно непонятно. Делать было нечего. Вооружившись трубкой от пылесоса, Антохов принялся обследовать квартиру. Кот, заняв господствующую высоту на шкафу, внимательно наблюдал за поисками. Его глаза полыхали зеленым.
Антохов обшарил всю квартиру. От напряжения у него пересохло в горле, ноги мелко дрожали. Змеи нигде не было. «Показалось, что ли?» — подумал змееборец. Почти машинально он отодвинул ковер, висевший на стене. Змея лежала, аккуратно вытянувшись вдоль плинтуса.
Антохов сорвал с ноги технарский ботинок и нанес мощный удар, вложив в него весь ужас, накопившийся за испорченный вечер.
Глядя на убитую змею, Антохов выкурил полпачки сигарет, затем кое-как обмотал ее газетой, гадливо взял за хвост и понес к соседу.
Сосед-прапорщик, прослуживший в Марах 15 лет, пил на кухне водку.
— Здоровая гюрза попалась, молодец! — поощрил он Антохова, — отдай местным, они тебе ремень сделают из змеиной кожи… Хотя нет, сегодня пятница, до понедельника протухнет. Выбрось! Да, вот еще что, Паша, ты, это… в квартире хорошо посмотрел?
— А чего?
— Да ничего. Просто они, змеи то есть, весной е… гм… ну, брачный сезон у них сейчас… так они обычно того… парами, значит, ползают…
Через четверть часа Антохов мчался в сторону офицерского общежития, сжимая в руках корзинку с котом. Он точно знал, что в общаге, кроме молодых офицеров, не могло выжить ни одно живое существо. Там было совершенно безопасно.
ГЕНОССЕ БОГОЯВЛЕНСКИЙ
Мы сидели за столом в номере маленькой гарнизонной гостиницы. Стол был когда-то полированным, но центнеры порезанной на нем колбасы, киловаттные кипятильники и сотни открытых об углы пивных бутылок превратили столешницу в подобие странной географической карты. На ней были свои материки, острова и белые пятна. Вместо скатерти мы накрыли мебельного уродца старыми штурманскими картами. Это придавало пьянке военную значимость, казалось, что мы двигаем по столу не стаканы с
Употребление организовал майор Геннадий Богоявленский по случаю приезда нашего шефа — полковника Мешонкина, которого народ, ясное дело, за глаза звал Мошонкиным. По легенде товарищ полковник Мошонкин должен был проверить, как мы проводим войсковые испытания новой авиационной техники, а фактически приехал бесконтрольно попить водки и убедиться в том, что Генка-Геноссе жив, здоров и относительно трезв.
Майор Геннадий Богоявленский был личностью поистине уникальной. Размах и масштабы произведенных им за время службы безобразий были сравнимы с бесчинствами, которые творили древние греки при осаде Трои.
Счет его боевых побед открывал строгий выговор «за организацию употребления среди старших офицеров». Это был знак свыше, определивший генкину судьбу.
Как ни странно, специалистом Геноссе был хорошим и окончил Академию без золотой медали только потому, что необдуманно склонил к близости дочку начальника курса. Когда страшная, как юная Гингема, девица осознала, что на ней не собираются жениться, она устроила отцу скандал. Максимум, что смог сделать несостоявшийся тесть, это заныкать Генкину медаль.
Когда капитан Богоявленский омайорился, то есть стал, по его выражению, офицером, которого «нельзя послать на хрен сразу», он пил от радости три дня, причем третий день был ознаменован попыткой напоить комендантский патруль на Киевском вокзале.
Охреневшие от такой борзости «бараны» от употребления не отказались, но, в свою очередь, предложили продолжить банкет на Красноказарменной. На следующий день шефу пришлось ехать объясняться в комендатуру, звонить в штаб округа, словом, всячески унижаться перед «красными», чтобы «вытащить Фокса с кича».
Оказавшись на свободе, Гена бил трясущимися руками себя в грудь, хрипел, что «больше никогда не повторится», шмыгал сломанным в какой-то давней курсантской драке носом и всячески изображал осознание и раскаяние.
А еще Гена Богоявленский был бабником. Женщина ему нужна была всегда. Когда не удавалось познакомиться с кем-нибудь на танцах «Для тех, кому за 30», Гена обращался за помощью к дежурным по этажу, буфетчицам или зачморенным доработчицам с авиационного завода. Каждый вечер Гена выпивал бутылку водки и уходил на блуд. Утром, часа в 4, влезал в окно, шумно чистил зубы, мылся и ложился спать. Вечером все начиналось сначала.
Так было и в тот раз. Обнаружив, что водка закончилась, Гена пожелал нам «приятного вечера», заявил, что его ждут, и ловко выпрыгнул в окно. Вечером дверью он обыкновенно не пользовался, вероятно, чтобы не терять сноровки.
Под утро Геноссе, испытывая приятную тяжесть в чреслах, влез в окно и в темноте, наугад стал пробираться к своей койке. Он рассчитывал часа 3–4 поспать, потом похмелиться, потом сбегать на аэродром, а потом… Потом плановая система хозяйствования в очередной раз дала сбой, потому что койка оказалась занятой.