Разговорчики в строю
Шрифт:
Докторша подошла к нему. Фрол, ясное дело, попятился. Так дерется здорово.
– Не бойся.
– Она повернулась к водителю.
– Нет, нет, нет. У меня лишнего бензина нет.
– Но вызовов пока тоже нет, к тому же я…
– Да-да, немножко махнула по мне ногой.
– Фрол вынул из брюк ремень. Это единственное, что у него было для торгов.
– Вот, японский, он стоит две твоих зарплаты. Ты думаешь, мне по кайфу стоять сейчас здесь на асфальте, покрытым ледяной коркой?
Саша уцепился глазами за вещь и чесал темя инструментом.
– Ох, неравнодушен я к вам, Леля Ивановна. Ох, неравнодушен. Чего хочет женщина, того хочет бог. Полезай, парень, в машину и ремень свой при себе оставь.
– Спасибо, спасибо, век не забуду. Но деретесь вы, Леля, больно.
Девушка раскраснелась. При ближайшем рассмотрении оказалось, что перед ним фигуристое, осанистое создание, лет двадцати пяти, в общем самое то, и несмотря на причиненное ему бо-бо, добрая.
– Я думала, на самом деле ненормальный.
– Мне срочно надо в район психушки. Отчим из дому выгнал, а там у меня друзья, они помогут.
– А попросить нормально нельзя было?
– спросил водитель, заводя машину.
– Нет сейчас добрых.
– Фрол был счастлив усесться в салон.
– И что бы вы мне ответили? В таком виде только за ненормального сойдешь.
По дороге докторша обратила внимание на его ноги.
– Что у тебя?
– Бежать пришлось от этого гада прямо по стеклу.
– Извини, что пришлось тебя так.
– А где вы научились?
Саша засмеялся.
– Леля у нас каратистка. Не я ее охраняю, она меня.
Врач промыла ему раны спиртом и перевязала. Бинта не жалела.
– Оставьте мне телефон, Леля, я позвоню вам. Не хочу только «спасибами» расходиться с вами.
Долго уговаривать ее не пришлось.
Фрол, счастливый, вылезал из «Скорой».
– Я обязательно позвоню!
Она! Она такая! И в кармане номер ее телефона. И ухо саднит от удара ее ножки, и обработанные порезы жгут, какая же Леля лапочка. Ой, какая, ну, о, какая. О!
Катя - двоюродная сестра - застыла столбом в коридоре.
– Фрол, только не говори мне, что ты спустил в казино все до последнего.
– Казино - фигня, - отшутился Валетов.
– Я из концлагеря убежал.
– Что с тобой приключилось?
Он рассказал Катьке все как на духу. Она была старше его, пережила два развода, и знала жизнь. Больше идти ему не к кому. Катька у него временами вместо матери. Как бы он жил со своими родителями, если бы они тихо не погибли в далеком Вьетнаме, Фрол не знал, но с Катькой, двоюродной сестрой, они ладили. Всегда. И это несмотря на то что она первая стерва на деревне, о чем свидетельствуют разводы, работа в охране военного завода, способность откровенно и громко выражаться, при необходимости, разумеется.
Затушив четвертую сигарету, Катя стала натужно чесать лоб. В молчаливом поскрябывании прошла минута. Потом она налила себе и Фролу еще кофе.
– Братишка, ты меня послушай, - начала она осторожно, - может, я и плохой совет тебе дам, но другого на ум ничего не приходит.
– Я весь тебе внимаю.
– Фрол немного отогрелся и даже чуть повеселел. Менты его вряд ли в ближайшие часы вычислят. Да и что ему могут предъявить? Подумаешь, убежал. Кокаин сгорел.
Другое дело - Парной. За потерю товара, а на сколько там было, только Сева и знает, могут последовать санкции.
И вот их-то Фрол боялся больше, чем возможного наказания по закону.
– Иди в армию, братишка.
Фрол закрыл лицо руками.
– Ты предлагаешь мне выкинуть два года из жизни?!
– За это время все уляжется.
– Парной не забудет. Еще и счетчик включит.
– Надеешься с ним договориться?
– …Вот так я и оказался в зеленых джинсах и черных кроссовках. И я еще пока не решил, стоит ли мне возвращаться в родные Чебоксары.
– Да-а-а!
– протянул Витек.
– Надо выпить, - подытожил Леха.
Все посмотрели на лейтенанта.
Вьюжило. Снежинки быстро наносило на плац, уничтожая утреннюю работу Простакова и остальных химиков, каждое утро вычищавших святое армейское место. Если бы сейчас Леха видел, как на нет сводится его работа, он был бы очень зол.
Не видел того, как снежок закрывает расчищенную поутру территорию воинской части, и комбат. Вместе со своей женой он встречал новогодних гостей. Мероприятие вышло несколько сумбурным, так как он собирался вместе с супругой поехать в Самару, где Шпындрюк вместе с элитой города и области провожал старый год и встречал Новый. Но в последний момент Протопоп Архипович объяснил Стойлохрякову, что ему показываться нежелательно. Так, в мягкой форме - мол, кто ты есть - простой подполковник. А там контингент более солидный, и нечего простым служакам похабить собственным присутствием сливки общества.
Петр Валерьевич долго переваривал то, что он не вышел рылом для участия в светском бомонде, но в конечном счете нашел в себе силы улыбаться Шпындрюку в ответ и не наговорить ему гадостей, потому как он не хотел оказаться в далеком далеке на точке, окруженной сплошной тайгой, откуда до ближайшей деревни сотни верст, не меньше. Перспектива сидеть в глуши подполковника не прельщала, и поэтому он по-тихому снес обиду, организовав в противовес самарским гуляньям небольшой сабантуй в собственном доме. На встречу Нового года были приглашены майор Холодец со своей супругой Леночкой, маленькой толстой блондинкой, а также прапорщик Евздрихин со своей женой Александрой. Кроме супружеских пар, к столу позвали и высокую, толстопопую медсестру Лизу, еще не нашедшую себе среди холостых офицеров пару. Миловидная дама с удовольствием приняла приглашение, тем более что на празднике по инициативе подполковника намечались некоторые сказочные мероприятия.
С тридцатого на тридцать первое декабря Стойлохряков забыл про жену и всю ночь просидел за письменным столом, сочиняя новогоднюю пьесу, где должны были быть и Снегурочка, и Дедушка Мороз, и Серый Волк, и Кощей Бессмертный, и Баба-Яга, и Красная Шапочка с Царевичем.
За окнами дома комбата разыгралась настоящая пурга, а в теплой кухне вперемежку со строганием салатиков актеры учили собственные роли, для того чтобы разыграть сценку прямо около праздничного стола. Участвовали все приглашенные, а Холодцу, начальнику штаба, досталось сразу две роли - Серого Волка и Кощея Бессмертного, чем он был очень горд. Даже Серый Волк говорил по ходу действия несколько фраз, что странно. Но, немного поспорив со Стойлохряковым, он все-таки был вынужден согласиться, что животные в сказках могут говорить. Хотя в армии это не положено.