Разговоры с Джемалем
Шрифт:
Г. Д.: Опять-таки это очередной симулякр. Потому что на самом деле выборы всегда и всюду являются манипулируемым процессом. Они изначально фальшивые. Особенно они фальшивые в США, они не прямые в самой главной стране демократии. Для того чтобы ваш знакомый не имел равный голос с дворником, отцы-основатели США долго работали и обдумывали: как сделать так, чтобы только голоса настоящих людей имели бы значение, а всякая шушера, которая приползает сбоку, оставалась бы за бортом.
Ещё греческие полисы давали свободным людям право голосовать, а остальным, которых, в общем, никто не гнобил, не трогал, не пинал ногами, говорили: вы тут никто. Вы бывшие рабы, вольноотпущенники.
В действительности сейчас
О. Д.: Так. Давайте попробуем с этим разобраться. Диктатура, возможно, нужна, и очень часто мы видим, как именно диктатуры побеждают на разных территориях и приводят общество к гармоничному существованию. Но тем не менее давайте попробуем понять, кто же на правом фланге, в том числе и в нашей стране. Я понимаю, что мы о многом рассуждаем философски и в общем плане, но тем не менее посмотрим. Я представляю себе, что существует некий класс, или группа, или сословие, обеспеченных людей, назовём их средним классом в нашей стране, которые в разговорах на кухнях рассуждают: «Давайте мы всё-таки постараемся понять. Я, допустим, бизнесмен. Я плачу налоги. Раз я плачу налоги, я имею право голоса. Если человек работает на государственной службе и получает зарплату, он живёт, по сути, с моих налогов. Почему у нас с ним равные права? Кто платит налоги, тот пускай и голосует. В этом есть некая логика, не правда ли?»
Г. Д.: В этом есть логика классовая, марксистская. Кто такой бизнесмен и чем он отличается от бюджетника? Только разным отношением к производительным силам и производственным отношениям, соответственно, к распределению материальных благ. Экзистенциально, по сути, по бытийной сути, этот бизнесмен не превосходит учителя, или чиновника, или там пожарника, который получает зарплату. Его реальный внутренний вес как человеческой личности может быть меньше, может быть больше.
О. Д.: Ну и что является критерием его личности тогда?
Г. Д.: Каста и участие в глобальном теологическом процессе. Либо этот человек участвует в проекте, либо борется с ним, либо поддерживает его.
О. Д.: Если левые, грубо сформулируем, новые левые – это те, которые будут более связаны с религией, с теологическим проектом, то правые, скорее всего, это безбожники и те, кто борется с теологическим проектом.
Г. Д.: Да, сейчас ведь идёт такой процесс. Либералы проигрывают во всём мире, идёт процесс крушения либерального клуба. Потому что либеральный клуб связал свою политическую судьбу с современной экономикой, экономикс, постэкономикой, которая базируется на финансовой спекуляции, на сверхкредите. Они сделали ошибку. Либералы – это же не буржуазия, это не сословие буржуазии. Либералы – это в значительной степени люмпены. Только погенные люмпены, более высокого разбора.
О. Д.: Креаклы, как говорят в сегодняшнем сленге.
Г. Д.: Как говорят индусы – чандалы. Но они тоже деклассанты. Как бы они могли связать свою судьбу с промышленным капитализмом? Им там делать нечего, там серьёзная буржуазия сидит, наследственная. Поэтому они сделали ставку на политический союз со спекулянтами, финансовым капиталом. Финансовый капитал – это 90 % богачей сегодняшнего дня. Они оборзели, они надули весь мир денежным пузырём. Но теперь, когда они сдуваются, они в могилу свою пузырём уносят и либералов – как клуб, как философию, как двести лет последних усилий, они это уносят с собой в могилу. Что последует за этим? За этим возвращаются транснационалисты и консервативные революционеры, которые ждут своего часа. Это крайне правые, и за крайне правыми стоят те же самые Дома, которые правили до Первой мировой войны, и те же попы вернутся. Тогда оппонентами им будут только радикалы религиозные. И тогда будет два полюса. С одной стороны, те же самые церковь и монархия, которые были двести лет назад, но вернувшиеся в новом качестве. А с другой стороны, те же самые гуситы, анабаптисты, адамиты, катары…
Мы возвращаемся к очищенному противостоянию жрецов и воинов. А вот кого низы поддержат? Всё это зависит от политических технологий и стратегий обоих этих полюсов.
О. Д.: Какой интересный поворот. Тут можно поспорить, но я хотел в этой связи задать следующий вопрос. Сегодняшняя Европа, или большая Европа, она достаточно нерелигиозна, правильно я понимаю?
Г. Д.: Ну и что? Это же массовка. Это всё равно очень небольшой процент.
О. Д.: Хорошо. Скорее, не Европа, если я правильно формулирую. Скорее, Восток, сегодняшний ислам, достаточно религиозен и сплочён. Вы предвещаете гибель либералам, которые…
Г. Д.: Они наносят удар. Не только радикалы со стороны политического ислама, но и новые правые, то есть радикальные правые из консервативных революционеров. Условно говоря, те, которые стоят за высшей моносерией чёрного интернационала. Они же бросают очень жёсткий вызов. Они ждут своего часа.
Вы понимаете, Марин Ле Пен или Хайнц-Кристиан Штрахе – это партия свободы, это просто десятилетние мальчишки с камушками, которые перед началом сражения стенки на стенку выбегают. Задиры, это же лёгкий вес. Они рассеются, но за ними стоят настоящие, реальные волки, понимаете? А дальше ещё более серьёзные пойдут. На самом деле, битва за человечество будет между радикальным исламом и этими крутыми чёрными интернационалами.
Я вам скажу такую интересную вещь: в ИГИЛ [1] сегодня 22 % – это не просто мусульмане из Европы, это этнические европейцы, принявшие ислам. 22 %!
О. Д.: Вы имеете в виду ИГИЛ, запрещённую организацию, которая называет себя халифатом и так далее.
Г. Д.: Да, да, да. 22 % – это реально французы, итальянцы…
О. Д.: Откуда у вас такие данные?
Г. Д.: Эти данные приводит француз Николя Энен, журналист, который около десяти месяцев назад был освобождён из плена. Причём он сказал, что Олланд встретился с ним после освобождения и, глядя ему в глаза, сказал очень многозначительно: «Имейте в виду, мы за вас не платили!»
1
Запрещённая в России террористическая организация.
О. Д.: Хорошенькое заявление.
Г. Д.: Но почему-то стали раскручивать этого Энена, и его испытания в ИГИЛ, и вообще что он об этом думает не тогда, когда он вернулся из плена, а буквально сейчас, в декабре. И он сказал, что он там через всё прошел. Говорит, что там 22 % наши люди, европейцы. И те, которые мусульмане из Европы, они тоже наши люди. Они используют те же понятия, они ту же философию западную освоили, с ними легко можно найти общий язык. Но 22 % – это этнические европейцы. А так там половина тех, кто родился в Европе.