Разговоры с Раневской
Шрифт:
И еще мешало одно обстоятельство: разговаривая со слушателем, я воспринимаю его как человека, которого хотел бы обратить в свою веру, убедить в том, какая чудная актриса Раневская, помочь ему увидеть грани ее таланта, рассказать о сочетании трагического и комического дара в одной актрисе. Убеждать в этом Ф. Г. было бы нелепо и смешно! А без такого стремления доказать, убедить лекция делается аморфной и никому не нужной.
— Я говорил, что роль госпожи Луазо… — замямлил я и никак не мог избавиться от этого оборота — «я говорил, что»…
Но Ф. Г., к счастью, и не ждала от меня лекции.
— А в заключение, — сказал я с облегчением, — я говорю, что Раневская прожила в кино яркую, интересную, счастливую жизнь. Она много сыграла, и, конечно, еще не раз мы увидим…
Я еще не кончил фразы, но почувствовал, что говорю не то. Внезапно нахмурившись, Ф. Г. прервала меня:
— Постойте, как вы говорите — счастливую?! — Ее брови сдвинулись, а глаза стали грозными, ястребиными, как на фотографии пробы на роль Старицкой. — Счастливую?! Это у меня счастливая жизнь в кино? Да-как у вас повернулся язык?! Счастливая?! Когда я столько раз снималась в дерьме, когда не сделала и половины того, что могла бы сделать?! Есть ли у меня в кино еще хоть одна роль на уровне «Мечты»? А сколько бы я могла сыграть! Где эти роли?! О каком счастье вы говорите?!!
— Вы не правы, — сказал я со всей твердостью, на какую был способен, — вы не правы. Вы можете быть неудовлетворены собой, но зритель знает вас по ролям, которые он любит…
— Зритель! Что понимает ваш зритель, кроме «Муля, не нервируй меня»!
— Это был не тот зритель. Такой зритель на лекцию не придет. Пришли люди после рабочего дня и слушали о вас и смотрели на вас в течение полутора часов. Вы можете говорить, что мало сделали в кино, но сегодня мы смотрели фрагменты из «Пышки», «Мечты», «Подкидыша» (Ф. Г. вздрогнула и поморщилась), да, «Подкидыша», где вы сыграли не просто жену-деспота, но и женщину, которая хотела быть матерью и страдает оттого, что лишена радости материнства, — не так уж мало! Затем чеховскую «Свадьбу», блестящую работу!
— Какое место? — спросила Ф. Г. уже тише.
— Самое лучшее — сцену за столом: «А ежели мы не образованные, чего же вы к нам ходите? Шли бы уж лучше к своим, образованным», и затем: «Приданое пустячное? Пожалуйста, взгляните, гости дорогие!»
— А как меня Абдулов адской смесью поит, не показывали? — уже почти спокойно спросила Ф. Г.
— Нет, это в другой части, — бросил я мимоходом. — Но вы посмотрели бы, как принимают зрители «Свадьбу» — смех, аплодисменты.
— Там актеры очень хорошие, сказала Ф. Г. совсем миролюбиво.
— Да, актеры, но в этой сцене ваша роль главная!
— Да? — удивилась Ф. Г. и вдруг улыбнулась. — Я, когда в «Человеке в футляре» снималась, решила говорить одну фразу. Играла я жену инспектора гимназии — у Чехова она бессловесна. Фраза такая: «Я никогда не была красива, но постоянно была чертовски мила».
Я спросила Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову, можно ли это вставить в фильм. Она смеялась и разрешила. Ну, ну, что вы там еще показывали?
— Затем «Золушку» — эпизод с перьями.
— Это хорошо. Чудный сценарий.
— Из последних работ «Фитиль» — сцену «Карты не врут» — очень смешно и зло.
— Там я не очень полная?
— Совсем нет.
— Ну а что же еще?
— Фаина Георгиевна, лекция продолжалась только полтора часа, если показать все ваши работы — хотя бы в маленьких фрагментах, — понадобилось бы втрое больше.
— А «Пархоменко» вы не брали? Какая там таперша — голодная, усталая, — она курит и поет пародийный романс сочинения Никиты Богословского. Я и вправду была безумно голодна — это в эвакуации было, — мне все Луков кусочки дыни подкладывал — по роли я должна была что-то жевать.
— Фаина Георгиевна, почему бы вам не написать обо всем этом? — спросил вдруг я.
— Вы хотите получить пособие для лекции? — улыбнулась она.
— Нет, по-моему, это было бы интересно.
— Вы так думаете? А я думаю иначе. «Писать мемуары — все равно что показывать свои вставные зубы», — говорил Гейне. А я бы дала скорее себя распять, чем написала бы книгу «Сама о себе». Если зрители запомнят меня такой, какой видели на сцене и с экрана, больше ничего и не надо.
Театр на краю Москвы
В Камерном театре Раневская пробыла недолго. «Патетическую сонату», которую театровед А. В. Февральский отнес к ряду постановок Таирова, «получивших одобрение советского зрителя», вскоре сняли с репертуара. Раневской пришлось расстаться с Зинкой, принесшей ей известность среди московских театралов. Расставание это стало печальнее оттого, что в Камерном у Ф. Г. других ролей не было.
В это время ей предложили перейти в Театр Красной Армии (ТКА), посулив интересную работу. Желание играть заставило Раневскую бросить сцену знаменитой труппы и погнало в небольшой коллектив, не имевший шумного успеха, выступающий в далеко не театральном районе Москвы, на краю ее, близ Марьиной Рощи, еще сохранявшей в те годы недобрую славу. На решение Ф. Г. повлияло, и может быть, даже в первую очередь, то, что в ТКА играла П. Л. Вульф.
В новом коллективе в первый же сезон Раневская получила сразу три роли — Мать в «Чужом ребенке» Шкваркина, Сваху в «Последней жертве» Островского и Оксану в «Гибели эскадры», лучшей, по мнению Ф. Г., пьесы Корнейчука.
Немногочисленный, недавно собранный коллектив давал спектакли на малоприспособленной для профессионального театра сцене бывшего Екатерининского института, построенного еще в XVIII веке. Декорации на эту сцену, расположенную на втором этаже, поднимали на веревках — через большое окно, выходившее в парк.
«Играли мы в небольшом зале, с одной-единственной артистической уборной, где гримировались мужской и женский состав труппы, — вспоминала Ф. Г. — Одна комната, разделенная перегородкой, даже не доходившей до потолка, служила нам и гримировальной и местом отдыха». Огромное пятиконечное здание будущего Нейтрального театра Красной Армии, ставшее привычным теперь для панорамы площади Коммуны, существовало лишь в проектах.
Алексей Дмитриевич Попов, пришедший в ТКА, мечтал здесь «создать лучший театр в Москве». Готовя доклад к открытию сезона 1935 года — второго сезона Раневской в этом театре, он резко критиковал и актеров, и уровень режиссуры, и репертуар.