Разговоры с Раневской
Шрифт:
— Меня так принимали, что мне неудобно даже об этом рассказывать, — сказала Ф. Г.
«Неистовая любовь ко мне зрителей, — написала она, — вызывает во мне чувство неловкости, будто я их в чем-то обманула».
Я вспомнил рассказ Ф. Г. о других гастролях — в Свердловске. Там состоялась неофициальная премьера «Сэвидж». Зрители набили театр, как никогда, — у кресел партера, возле стен выстроились шеренги контрамарочников, на ступеньках балкона и бельэтажа вплотную друг к другу — те, кто получил «входные» билеты без места. Акустика в Оперном театре, где играл «Моссовет», была тоже не блестяща.
Раневская, учитывая
После спектакля за кулисы пришел старый, заслуженный актер — коренной екатеринбуржец.
— Ну как, скажите? — спросила Ф. Г. — Я не очень плохо играла?
— Превосходно, обворожительная, — рассыпался в комплиментах актер.
— А слышно было?
— Слышно? — замялся актер. — Не очень. Я сидел в седьмом ряду и многое не расслышал.
— Боже! В седьмом! А что же тогда на галерке?
— Да, да, дорогая, — сочувственно закивал актер, — вы уж постарайтесь в следующий раз погромче. Я приду опять — посмотрю и послушаю.
В следующий раз, — рассказывала Ф. Г., — я орала так, что у меня заболел пупок от напряжения.
После спектакля в уборной снова появился улыбающийся старик актер.
— Ну как? Говорите быстрее! — попросила Ф. Г.
— Лучше, лучше, дорогая. Но… половину текста я так и не расслышал. Хорошо бы погромче.
— Громче?
Ф. Г. была в отчаянии. Наблюдавшая эту сцену костюмерша шепнула ей:
— Не расстраивайтесь, Фаина Георгиевна! Зачем вы его слушаете — он же совсем глухой! Его из-за глухоты и из театра попросили. Он уже пять лет как на пенсии!
Любимая несыгранная роль
Дом актера BTО изредка проводил «Вечера несыгранных ролей». В них всегда есть горьковатый привкус. Почему «несыгранных»? Режиссер не поверил в актера? Театр не хочет ставить пьесу? Или такой пьесы вообще нет — иногда разыгрываются сцены из романов и повестей. Это вечера актерской мечты.
Среди не сыгранных Раневской ролей есть одна, о которой Ф. Г. не могла вспоминать спокойно. Пер Гюнт в конце своего пути мучился от видений, преследовавших его: «Мы мысли, которые ты не додумал, и оттого нам пришлось умереть, едва зародившись. Мы мечты, которыми ты грезил, а потом забыл нас, — ты мог нам дать жизнь, но мы стали призраками».
Роль, которая осталась для Раневской призраком, — Ефросинья Старицкая. Роль в фильме «Иван Грозный» Сергея Эйзенштейна, Ефросинья, или, как говорил Эйзенштейн, Ефросиния, тетка Ивана, писалась им «на Раневскую». В самом предварительном списке распределения ролей для многих персонажей предположительно указывалось по два исполнителя: для королевы английской Елизаветы, например, Эйзенштейн намечал Серафиму Бирман и Ангелину Степанову, для боярина Шуйского — Бориса Андреева и Владимира Добровольского. И только против Стариикой стояла одна фамилия с одним «домашним адресом» — «Раневская Ф. Г., Ташкент, киностудия».
Из Алма-Аты, где тогда находился «Мосфильм», Эйзенштейн прислал Раневской сценарий первой части своей трилогии. Он был необычайно возбужден: «Теперь мы поработаем!»
Роль Ефросиньи не могла не понравиться Раневской. Это одна из тех сильных, волевых, целеустремленных, обуреваемых постоянными страстями героинь, сыграть которую она всегда мечтала.
А затем пробы. В кино эта нелепая, обязательная для каждого актера проверка узаконена. О бессмысленности в большинстве случаев подобной процедуры писали многократно. Что может сыграть актер за пять — десять минут, не зная роль, проходящую через весь фильм, выхватив из нее случайный эпизод? Что скажет этот эпизод постановщику?
Феллини в «8 1/2» изобразил муки режиссера, отбирающего пробы. Во второй, третий, пятый раз проходит на экране один и тот же эпизод с разными исполнительницами. Какой из них отдать предпочтение? Можно ли говорить о постижении образа, если актрисы озабочены тем, чтобы понравиться режиссеру?
И вот факт «исторический»: нередко режиссеры работали с актерами вопреки результатам проб, по своему чутью и побуждению. Так было с Петровым, взявшим Н. Симонова на роль Петра I, — Симонова, пробы которого отверг худсовет, ибо, по мнению его членов, актер меньше других претендентов походил на дошедшие до нас петровские изображения. А Козинцев? Неужели, решив поставить «Гамлета» со Смоктуновским, он должен был отказаться от актера, если проба получилась неудачной?!
Эйзенштейн начал работать с Раневской до всяких проб. Он радостно встретил ее в Алма-Ате, где собирался вскоре приступить к сьемкам.
Путь от Ташкента Ф. Г. проделала почти за трое суток! — в раскаленном, поминутно останавливающемся поезде, набитом людьми. Едва она пришла в себя после дороги, как Сергей Михайлович начал с ней одну из тех бесед, которые продолжались затем ежедневно. Он говорил с ней об Иване, его сторонниках и врагах, его времени. Знание истории, обнаруженное Эйзенштейном у Раневской, восхитило его. Ф. Г. как-то сказала мне, что если бы она не была актрисой, то стала бы историком или археологом. Книги о раскопках, по истории России, исторические изыскания, жизнеописания русских царей — ее любимое чтение. На эти книги она с жадностью набрасывается в лавках букинистов и, быстро оиенив их достоинство, решает, быть ли им в ее библиотеке. Чаше всего решение сводится к радостному «быть».
Обсуждая роль Старицкой, Эйзенштейн объяснял мотивы ее поведения, внимательно выслушивая то, что говорила о них Ф. Г. При этом Сергей Михайлович не оставлял карандаша: он рисовал Раневскую в костюме царской тетки, примеряя к ней различные платки, шапки, накидки. Впрочем, его рисунки не ограничивались исторической тематикой.
От проб уйти нельзя было даже Эйзенштейну — а может быть, в особенности Эйзенштейну. К каждой его работе внимание было более чем пристальным. Руководство кинокомитета еще хорошо помнило историю с «Бежиным лугом» — фильмом о Павлике Морозове, о кулачестве, диких и жестоких нравах. Картина, как известно, вызвала такой гнев Сталина, что уничтожили (смыли) даже ее негатив.
Все пробы на «Грозного» посылались в Москву, где министр И. Большаков утверждал или отвергал их.
Раневскую отвергли. Приглашение ее на роль Старицкой, по словам Ф. Г., восприняли как экстравагантность режиссера. Министр знал Раневскую только по «Подкидышу» и видел в ней гротесковую, комедийную актрису: «Мулю» на роль Старицкой — какая нелепость!
А пробы были великолепными. Я рассматривал несколько сохранившихся фотографий Ф. Г. в гриме и костюме Старицкой, при первом же взгляде на которые понимаешь: только такой и могла быть Ефросинья — тетка Грозного!