Разговоры запросто
Шрифт:
Хозяин. О привычке — будет. Скажи лучше, как, по-твоему, правильнее — чтоб монахи не отличались одеждою от остальных людей или чтобы отличались?
Конрад. Мое мнение такое, что и честнее, и более по-христиански ни о ком не судить по платью, если только оно пристойно и прилично.
Хозяин. Почему бы вам тогда не разделаться с вашими капюшонами?
Конрад. Почему апостолы не сразу принялись есть всякую пищу без разбора [252] ?
Хозяин. Не знаю. Скажи сам.
252
Ветхий завет, а также обычаи накладывали на исповедующих иудизм различные ограничения
Кон рад. Неодолимость привычки мешала. То, что проникло глубоко в души, прочно укоренилось благодаря долгому применению и словно бы вошло в самое природу человека, не может быть вдруг отменено без большой опасности для общего спокойствия; это надо устранять постепенно, как испанец выдергивал волоски из конского хвоста [253] .
Хозяин. Я бы слова не сказал, если бы у всех монахов наряд был одинаковый. Но кто смолчит, видя такую пестроту?
Конрад. Это зло породил обычай, который чего только с собою не приносит! Бенедикт не придумывал новой одежды — он со своими учениками одевался так же, как тогдашние простые миряне. И Франциск ничего нового не изобрел: это платье принадлежало беднякам и крестьянам. Но потомки, кое-что прибавив, обратили разумное установление в предрассудок. Разве мы и теперь не видим, как иные старухи упорно цепляются за наряды своего века, которые отличны от нынешних нарядов сильнее, чем мое платье от твоего? Хозяин. Да, видим.
253
Плутарх в жизнеописании Сертория, римского военачальника I в. до н. э., рассказывает, что он хотел показать недисциплинированным испанцам, которые находились у него под командой, какова сила постоянства, настойчивости и организованности. Для этого он «созвал всенародную сходку и приказал вывести двух коней: одного дряхлого и старого, другого же статного, могучего и, главное, с удивительно густым и красивым хвостом. Дряхлого коня вел человек огромного роста и силы, а могучего — маленький и жалкий человечек. Как только был подан знак, силач обеими руками схватил своего коня за хвост и вовсю принялся тянуть, стараясь выдернуть, а немощный человечек стал между тем по одному выдергивать волосы из хвоста могучего коня. Великие труды первого оказались безрезультатными, и он бросил свое дело, вызвав лишь хохот зрителей, а немощный его соперник скоро и без особого напряжения выщипал хвост своей лошади».
Конрад. Стало быть, глядя на мою одежду, ты глядишь на остатки минувшего века.
Хозяин. И никакой иной святости в ней, стало быть, нет?
Конрад. Совершенно никакой.
Хозяин. А кой-кто хвастается, что этот убор вам указан свыше, святою Девой Марией. Конрад. Вздор, пустое.
Хозяин. Есть больные, которые убеждены, что им не поправиться, если на них не наденут доминиканскую рясу. А другие в гроб не желают ложиться иначе, чем в наряде францисканца.
Конрад. Кто внушает такие мнения — либо корыстные обманщики, либо дураки, а кто усвоил их — те суеверы. Бог и под францисканским платьем различит проходимца не хуже, чем в военном доспехе.
Хозяин. Но в птичьем царстве не столько разных оперений, сколько у вас разных уборов!
Конрад. Разве это не прекрасно — подражать природе? А еще прекраснее — ее превзойти.
Хозяин. Желаю вам превзойти природу и разнообразием клювов тоже.
Конрад. Если ты выслушаешь меня спокойно, я попробую защитить и несходство одежд. По-иному одевается испанец, по-иному итальянец, по-иному француз, по-иному немец, по-иному грек, по-иному турок, по-иному сарацин. С этим ты согласен?
Хозяин. Вполне.
Конрад. Да и в одном краю какое разнообразие одежд, даже среди людей одного пола, возраста и сословия! Иной наряд у венецианца, иной у флорентинца, иной у римлянина — а ведь всё
Хозяин. Ты прав.
Конрад. Отсюда ж несходство и у нас. Доминик перенял покрой платья у честных земледельцев той части Испании, где жил он; Бенедикт — у крестьян той части Италии, где жил он; Франциск — у земледельцев другой части страны; прочие — точно так же.
Хозяин. Выходит, как я посмотрю, вы нисколько не святее нас, ежели только не живете более свято.
Конрад. Наоборот — хуже вас, потому что, живя нечестиво, тяжелее вашего вредим простым душам.
Хозяин. Значит, и для нас не все потеряно, хоть нет у нас ни святого покровителя, ни особого платья, ни устава, ни обетов?
Конрад. Есть, добрый человек, есть! — только исполняй получше! Спроси у крестного отца с матерью, какой обет ты давал, принимая крещение, в какое платье облекся? К чему тебе человеческие уставы, когда ты исповедал устав евангельский? К чему покровитель из людей, когда покровитель твой — Иисус Христос? А когда ты женился, разве ты ничего не обещал? Подумай, в каком ты долгу перед супругою, перед детьми, перед семьею, — и ты поймешь, что на тебе лежит бремя более тяжкое, чем если бы ты дал обет хранить верность уставу святого Франциска.
Хозяин. А ты веришь, что хоть один трактирщик взойдет на небеса?
Конрад. Отчего же нет?
Хозяин. Но в моем доме и случается и говорится много такого, что с Евангелием никак не согласно.
Конрад. Что именно?
Хозяин. Кто пьет до одури, кто сквернословит, одни ссорятся, другие бранятся; коротко сказать — чистого едва ли что найдется.
Конрад. Этому надо препятствовать, насколько можешь, а если не можешь — хотя бы самому не сеять и не растить зла ради прибыли.
Хозяин. Иногда я бываю не совсем честен — мошенничаю с вином.
Конрад. Как это?
Хозяин. Как замечу, что гости не в меру разгорячились, лью щедрой рукою воду.
Конрад. Этот грех легче, чем если бы ты продавал вино, отравленное вредными снадобьями.
Хозяин. Скажи мне честно, сколько дней вы уже в пути?
Конрад. Почти месяц.
Хозяин. Кто же об вас заботится?
Конрад. Разве мало заботы о тех, у кого есть жена, дети, отец с матерью, родичи?
Хозяин. Достаточно.
Конрад. Между тем у тебя лишь одна жена, нас — сто, у тебя лишь один дом, у нас — сто, у тебя лишь несколько детей, у нас — без счета, у тебя лишь несколько родичей, у нас — без конца.
Хозяин. Как так?
Конрад. Родство по духу шире, нежели по плоти. И так нам пообещал Христос, так оно и сбывается.
Хозяин. Какой замечательный гость у меня оказался! Провалиться мне на этом месте, ежели беседовать с тобою не лучше, чем бражничать с моим пастырем! Пожалуйста, скажи завтра что-нибудь нашим прихожанам. А если еще случится идти этой дорогою, знай, что здесь тебе всегда готов приют.
Конрад. А что, если другие пойдут?
Хозяин. Милости просим — лишь бы схожи были с тобою.
Конрад. Будут лучше, я надеюсь.
Хозяин. Но среди такого множества худых как мне различить добрых?
Конрад. Я скажу в двух словах, но только на ухо.
Хозяин. Скажи.
Конрад. (Шепчет.)
Хозяин. Запомню и исполню.
Аббат и образованная дама
Антроний. Что это здесь за убранства?
Магдалия. А разве некрасиво убрано?
254
Эразм в «Адагиях» приводит пословицу: «Антронский осел» (Антрон — город в северной части Греции, где разводили ослов). Таким образом, имя аббату выбрано не случайно.