Разиэль
Шрифт:
Я должен был остановиться на одном разе. Отныне никто в Шеоле не станет отрицать её права находиться здесь. Я заклеймил её, вкусил её. Теперь никто не сможет прикоснуться к ней. Она была моей ответственностью, ничего более, напомнил я себе. Нет ничего удивительного, что я потерялся в сладком приветствии её тела.
Я слишком долго воздерживался.
Но я едва не совершил непоправимую ошибку, прикоснувшись губами к её шее и разорвав хрупкий барьер её плоти. Хоть сумел отпрянуть раньше, чем отравил себя. Она тянулась к этому, не понимая, чего жаждет. Изогнула шею у моего рта, предлагая себя, но в этом была моя вина, моя ответственность. И после этой лёгкой дегустации,
Это была потребность, которую я мог контролировать. Я помылся и оделся, а потом вышел на узкий балкон. Я мог уловить запах, где она сидела, и это меня раздражало.
Это был длинный портик — она могла выбрать любое другое место. И почему она села туда же, где я обычно стоял и смотрел на океан, раскрывал свои крылья ночному воздуху?
Вряд ли она заметила, что я обернул вокруг неё крылья. Она слишком глубоко погрязла в оргазме, чтобы осознать, когда мои крылья раскрылись и крепко окружили нас в защитном своде.
Такое не всегда случалось. Такого не было ни с одной из женщин, с которыми я был за последнее десятилетие или около того, с которыми я получал высвобождение. Меня должно было удивить, что такое произошло на этот раз, но не удивляло. Ничего больше в Элли Уотсон меня не удивляло.
Моё тело всё ещё гудело от удовлетворения и вновь разгоревшегося желания. Я мог остаться в кровати, но чем ближе я подходил к ней, тем сильнее становился мой голод.
Было бы гораздо проще, если бы я мог отправить её спать куда-нибудь в другое место, но это вызвало бы слишком много слухов. Если повезёт, я смогу убедить Совет, что она не представляла собой угрозу, и я смогу держаться на расстоянии от неё, не позволить узам между нами становиться ещё сильнее. Я был очень осторожен и не прикасался к ней больше, чем это было строго необходимо в тщетной попытке сохранить этот акт обезличенным. Если я смогу просто заткнуть эту внезапную взыгравшую потребность в ней, у меня всё будет хорошо.
Её спящий разум был чистым для меня, а её бодрствующий разум угасал с каждым половым актом. Если бы она знала это, вероятно, она набросилась бы на меня раньше. Между связанными парами, ментальная связь укорачивалась и сглаживалась внутри пары. Было достаточно просто читать человеческих половых партнёров, но после многократного совокупления эта способность преуменьшалась, вероятно, от неиспользования. Женщины, с которыми я спал, были непосредственными, и их легко было прочитать, как и Элли в самом начале. Но я также понимал, что она была неуверенна в нечто таком простом и логически ясном как секс, невзирая на её опыт. И что она не любила своё тело, которое поражало меня, поскольку я считал её близкой к совершенству. Её тело отвлекало меня с самого начала, абсолютная пышность её изгибов, очаровательная мягкость её бёдер, высоки круглый зад. Я делал всё, лишь бы не думать об этом, выскользнуть из её разума всякий раз, когда она позволяла себе пофантазировать.
Я слишком увлёкся своими собственными реакциями во время секса, чтобы разглядеть её реакции за слепым удовольствием. Для меня секс был бедствием — гораздо хуже, чем я ожидал, поскольку я был потрясён этим, настолько сокрушён его мощью, что мне потребовалось тут же повторить. Мудрее было бы уйти от неё. Вместо этого я ухаживал за ней, был нежным и сдержанным, и в считанные минуты я оказался внутри неё снова, потерялся в ней.
Если повезёт, она будет разочарована. Я слышал и видел её фантазии — никто не мог соответствовать этому. При удачном раскладе, моя способность читать её померкнет в достаточной мере, что я не буду ничего видеть,
Теперь осталось только чтобы моё проклятое тело поняло это.
Я ПРОСНУЛАСЬ ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ, В ОДИНОЧЕСТВЕ. Я знала, что его не было в апартаментах, хотя не понимала, откуда мне это было известно. Я смогла вытащить себя из кровати и принять душ, не натолкнувшись на него. Это было небольшим благословением, но я с радостью приняла его.
Я не знала, что сказать ему. Как отреагировать. Интуитивно я понимала, что это не было началом любовной истории. Если я подойду к нему, прикоснусь к нему, как это делают любовники, я могла лишь представить какой будет его реакция, и я содрогнулась. Мне придётся изо всех сил постараться прочитать его. Если он внезапно станет нежным… мысль была соблазнительной по-своему куда более опасной, чем просто секс. Не то чтобы секс был простым, в частности секс с Разиэлем. Секс с ангелом. Секс с вампиром. Лучший секс в моей жизни, включая и загробную.
Но всё пошло не так, как должно было быть. Насколько я знала, он ушёл, и я понимала, что он будет вести себя так, словно прошлой ночи никогда и не было. И я чертовски хорошо могу вести себя точно также.
Хотя мне придётся быть очень осторожной. Он может читать мои мысли, видеть мои фантазии, и он ни разу не поверил в мою ложь. Серьёзно, это было столь близкое толкование ада, как и любое другое. Место, где ты не можешь одурачить своего любовника.
Своего любовника. Он не был моим любовником. Он был мужчиной, который отвёл меня в кровать по причинам, которые я не могла вполне понять. «Это было необходимо», — сказал он. «По воле повинности, а не желания, он справился чертовски хорошо», — подумала я, позволив душу обрушиться на моё тело. Но почему он повторил?
Я обернулась в огромное банное полотенце, белое махровое, конечно же, и пошла к гардеробу, подчинив себя моде культа к белому. Но вместо этого мои глаза прослезились от взрыва цвета — розовое и зелёное, аквамариновое и бледно жёлтое. Впервые на сердце стало легко. Сара успешно справилась. Ух, как же Разиэль это возненавидит. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы приободрить меня.
Я вытащила платье радужных цветов. Вырез был слишком низким и обнажал мои обильные прелести, и я едва не струсила. Но я всё равно надела это платье, вернулась в ванную и проверила себя в зеркале.
Оно сидело идеально. Я ошарашено уставилась на своё лицо в зеркале. Я выглядела собой, и всё же чувствовала себя незнакомкой. Мои густые каштановые волосы вились вокруг лица, глаза были огромными, а губы… Я должна была признать, они были опухшими из-за его рта.
Но губы были не единственным местом, где побывал его рот. Я увидела отметку на изгибе шеи. Не отчётливые колотые ранки, как показывали в фильмах про вампиров, а царапину, сделанную чем-то острым. Его зубом? Он попробовал меня на вкус, осознала я, но не покормился.
У нас был секс, но мы не занимались любовью. И я внезапно огорчилась.
Насколько я могла сказать, в Шеоле не было часов, но я догадывалась, что было около полудня, судя по уровню солнца в туманном небе и по урчанию в животе, которое было впечатляющим. Я вылезла через одно окно и вышла на парапет. Влажный морской воздух подхватил мои волосы и откинул их назад, и я глубоко вдохнула. Вдруг созерцания одного лишь океана стало недостаточно — мне надо было спуститься, пройтись босиком по траве, войти в нежный прибой. Я устала быть отвергнутой всеми.