Разиэль
Шрифт:
Я подумывала проигнорировать его. Я не хотела видеть его, не хотела говорить с ним после этого страстного, безотлагательного спаривания, которое без сомнений для меня значило куда больше, чем для него. Я закрыла глаза, позволив ему развести мои ноги, и от влажного тепла полотенца я задрожала в неожиданной реакции. Всё дело было в его руках, омывавших меня с невероятной нежностью, и мне почему-то захотелось заплакать.
Я лежала совершенно неподвижно, пока он ухаживал за мной. Я закрыла глаза, мечтая лишь об одном — пусть он уйдёт и оставит меня одну. Рано или поздно он уйдёт, и с таким же успехом он мог бы покончить с этим.
— Я не
— Прекрати читать мои мысли! — воскликнула я, мой голос доходил до рыдания.
Я не имела склонности становиться эмоциональной после секса, но это было аномально по всем фронтам.
Он едва слышно выругался. И затем он просто переместился и завис надо мной, разместившись меж моих ног, и раньше чем я осознала, что он делает, но снова толкнулся внутрь меня, полностью жёстко, и я тихо взвизгнула от шока, сместившись, чтобы приспособиться к нему.
Он замер и теперь держался очень неподвижно и, открыв глаза, я посмотрела на него, чтобы увидеть выражение его лица. Он пристально смотрел на меня, его длинные пальцы обхватывали моё лицо, его взгляд был сосредоточенный.
— Не двигайся, — прошептал он.
Он едва заметно махнул рукой, и свет приглушился, накрыв нас тенями. Он склонил голову, его рот был у моей шеи, дыхание танцевало по моей коже.
— Я делаю тебе больно?
Я попыталась отыскать свой голос. Казалось, будто я падаю в тёмную пучину удовольствия и беспамятства. Я ничего подобного ощущению его внутри себя никогда ещё в жизни не испытывала, и теперь, когда первый обжигающий напор канул, я могла позволить своему телу ощутить всё в полной мере. Это было похоже на благословение, освящение, мощнейший акт заявления своих прав, который всё ещё каким-то образом ускользал от меня. Я покачала головой, не в силах говорить, и я поняла, что он улыбнулся.
— Хорошо, — тихо произнёс он.
Он поцеловал моё плечо, и я почувствовала его язык, его зубы, слегка задевшие мою шею, и внезапно я вышла из-под контроля. Моё тело инстинктивно отреагировало, сокращаясь вокруг него, и я вновь ощутила его улыбку.
— Нет, — прошептал он. — Ты не хочешь этого.
Я хотела сказать ему «хочу», вне всякого сомнения я хотела этого, но я лишилась дара речи. И к лучшему, иначе я вероятней всего стала бы умолять его.
— Тебе не придётся умолять, — сказал он. — Просто лежи смирно и позволь мне самому всё сделать.
Он скользнул руками под мою попку, притягивая меня ближе к себе, и я обхватила его ногами. Слабая боль исчезла в считанные секунды, чуть ли не сразу, как я почувствовала её. И из-за смены положения он проник глубже, и я снова отреагировала, инстинктивно сжавшись вокруг него.
Он поднял голову и посмотрел на меня. Я вглядывалась в его необычайные глаза, завороженно. Я больше не хотела прятаться, отводить глаза. Он снова захватил мою душу, точно также как и ранее, только на этот раз он овладевал одновременно и моим телом, и я хотела большего.
— Есть предел того, что ты захочешь взять, Элли, — прошептал он мне на ухо, снова прочитав меня. — Я не хочу причинить тебе боль.
И он начал двигаться; медленно, томительно-сладко заскользив, и я, наконец, смогла издать звук — глубокий, жаждущий стон — когда я скользнула руками по его спине и прижала его ближе, почувствовав, как его мускулы группируются и расслабляются под моими руками. Я желала чувствовать его, вкусить его всего.
Неторопливый ровный ритм был сокрушительным.
Это будет хорошей смертью. Он крепче прижал меня к себе, входя глубже, и я вскрикнула, когда первая волна оргазма накрыла меня.
Мы оба были покрыты потом, скользили друг напротив друга, и я прикусила его плечо, вкушая его, испробовав солоноватый пот, и мне захотелось быстрее, жёстче, но он не торопился, входя в меня в равномерном ритме, от которого мне хотелось кричать. Я знала, ему необходимо было остановиться, я не могла вынести большего, мне надо было, чтобы он двигался быстрее, жёстче, я нуждалась в большем, и я в отчаянии исцарапала ему спину, тянувшись за завершением, которого я никогда ранее не испытывала.
Он завёл руки и, схватив меня за запястья, вжал мои руки в матрас, приподнявшись и вдалбливаясь в меня. Второй оргазм обдал меня, и затем я уже не смогла остановиться. Достаточно было одного твёрдого движения его внутри меня, чтобы отправить меня в место, в существование которого я не верила, и я устремилась к звёздам, когда он вжался руками в мои руки, и переливающаяся темнота вновь сомкнулась вокруг нас.
Я чувствовала его внутри себя, он кончал, и я выгнула спину, желая ощутить его рот на себе, желая его зубы во мне. «Пожалуйста», — подумала я, и я почувствовала его рот у моей шеи и первый резкий укус его зубов.
Я была всецелой.
Глава 17
Я ЧУВСТВОВАЛ ЕЁ КРОВЬ НА ЯЗЫКЕ. Я прикоснулся к губам и, отведя пальцы, я увидел кровь на них. Я облизнул пальцы, сочность её крови запульсировала во мне. Это был пустяк. Пустяковый прокол. Никакой вены, никакой пульсирующей артерии у основания шеи, которая позволялась исключительно связанным парам. Это было не более чем просто царапина от моих зубов на её нежной коже. И это было опьяняюще.
Я оставил её спящей посреди большой кровати — крошечная фигура, завёрнутая в пуховое одеяло. Она выглядела уставшей, вероятно так и было. Я сделал всё возможное, чтобы измотать её, и она будет долго спать.
Я видел метку на её шее в месте, где я укусил её. По крайней мере, хоть некая крошечная порция здравомыслия осталась во мне, и я смог отстраниться. На шее был ещё и оставленный мной засос, а следы зубов уже начали исчезать. Хотя это было опасно близко. Мы уже и так были слишком связаны друг с другом, дыханием, а теперь и семенем. Если я возьму ещё немного её крови, возможности выкрутиться из этой ситуации не будет.
Это было вполне, чтобы получить ответы, в которых я нуждался. Уриэль мог затуманить многое. У него были безжалостные полномочия Господа, без милосердия или сострадания или какого-либо интереса в них. Но даже Уриэль не смог бы сохранить завесу поднятой, когда она достигла своего финала и лежала, укутанная в моих крыльях. И её кровь ни за что бы ни была столь чистой, столь богатой, такой питательной, если бы Уриэль прикоснулся к ней. Она была бы горькой, как кислота.