Разлом. Том 2
Шрифт:
Речушка, выведшая меня к столице, подступала к дворцу и расходилась, огибая его с двух сторон. Посему обитель императора горделиво восседала на отдельном островке, очерчивая от себя водой остальной город.
Одним словом, после долгих скитаний по деревням и средневековым городам, красота Авалара произвела на меня неизгладимое впечатление. Чувствовались в нем педантичность, скрупулёзность и любовь к порядку.
Утро наступило очень скоро. То ли у них ночи короче, то ли виной тому бессонница. С моего местечка хорошо просматривался мост и входные ворота, вчера наглухо закрытые, а сегодня распахнутыми настежь. Возможно, меня уже ждут?
Хорошо, если так. Не люблю тянуть кота за то самое место.
Накинув на голову капюшон, я спустился с пригорка и вышел на тракт, ведущий к входному мосту. И очень удивился, когда передо мной возникла вереница встревоженных людей, тянущихся к столице. Я вклинился в общий поток и позволил ему нести меня к входным воротам. Быть может, так происходит каждое утро? Жители с соседних деревень просто следуют к месту своей работы? Город ведь не резиновый, не может вместить всех. Но мои предположения быстро разбились о встревоженные причитания и испуганное оханье попутчиков:
— Не может быть!
— Его нашли!
— Казнят сегодня!
— О, демоны Аваллона, как им это удалось!
— Ха, даже ворота открыли и не брезгуют пустить в своё святилище чернь!
— Прошу прощения, а кого казнить собрались? — обратился я к рядом идущему старику.
— Ты чего это, сынок? Али в лесу живешь? Отыскали Альдерика и сегодня показательно казнят на глазах у честного народа! Весь Аваллон об этом гудит!
Либо маг так уверен, что я сам вернусь, либо мне срочно нужны пояснения. Так или иначе, если меня ждут, то на входе в город однозначно схватят. Но этого не произошло! Стражи брезгливо воротили морды от народа, всем своим видом выказывая отвращение и неприязнь. Никто из них даже не пытался в общем потоке отыскать меня или кого-то похожего на меня.
Беспрепятственно проникнув в город, мы продолжили свой путь ко дворцу, у которого и должна состояться казнь. Вереница довольно сильно растянулась и двигалась медленно от таких же зевак, как и я, заглядывавшихся на великолепное убранство города. В какой-то момент улица, по которой мы двигались, и двухэтажные дома с колоннами, статуями и балконами, убранными душистыми цветами, показались мне смутно знакомыми. Такая короткая, но яркая вспышка дежавю, оставившая после себя царапающий осадок не понимая причин возникновения в тебе этого чувства.
От копания в архивах своей, как оказалось, несовершенной памяти, отвлёкся лишь остановившись у высокого мраморного постамента, ведущего к позолоченным входным воротам во дворец. На нем сиротливо стояла плаха с воткнутой рядом секирой. Стражи у постамента выставили щиты, отгоняя народ, подобравшийся слишком близко, на несколько метров назад. Волна недовольства колыхнула толпу и угасла где-то в конце.
Я не мог понять, что происходит, но держал голову слегка нагнутой, чтобы капюшон своей тенью тщательно укрывал лицо. Народ ждал, шелестя тихими разговорами, а я старательно прислушивался, надеясь выхватить нужную информацию. Но все оканчивалось тем, что мне уже приходилось слышать.
Гробовая тишина накрыла город, когда ворота дворца распахнулись и в сопровождении свиты народу явился император. Платиновый доспех сиял в лучах света, слепя присутствующих. Я, как и все, потёр глаза, унимая резь и вернул внимание постаменту. Из ворот непрерывным потоком выходили женщины, мужчины, стражи и последней, защищённой с четырёх сторон воинами, вышла… Алариэль.
Она не походила на пленницу, пусть лицо и выглядело усталым, понурым, словно лишённым сна. Богатое убранство лёгкого, летящего платья утяжелялось драгоценными камнями, переливающимся всеми цветами радуги. Длинные волосы собраны в элегантную прическу, а макушку венчает… диадема?
Народ удивлённо охнул и тут же нетерпеливо зашептался:
— Ооух, принцесса вернулась…
— Сама…?
— Или заставили…
— Наша защитница… — расплакалась одна из женщин.
Народ болтал что-то ещё в этом духе, а я таращил глаза и испытывал противоречивые чувства. Радость от того, что она жива и я знаю теперь, где она, и недоумение от того, что люди называли ее принцессой? Алариэль императорская дочь?! Взгляд метнулся к строгому лицу Авал’атара в поисках явных отличий, необходимых мне как воздух, для опровержения этого странного суждения. Но кроме схожего ультрамаринового цвета глаз, упрямой линии подбородка и невысокого лба, разбивающих мои надежды на отсутствие у них родства, не отыскал ничего.
Перестав искать общее и различное между ними, я с разъедающей тоской глядел на женщину, по которой невыносимо скучал, хоть и не позволял себе думать об этом.
Основательно прочувствовать весь спектр эмоций, сотрясающих мое тело, не дал Ронан, выведший человека, которого планировалось казнить.
Это был я!
То есть, новый я! Мое лицо и эти яркие глаза, пшеничная борода, казалось, заросшая точно так же, как и у меня сейчас. Атлетичное тело и упрямая складка между бровей. Все это точно воспроизводило мой облик…
С шеи пленника свисал амулет, подаренный мне Алариэль. Мужчина крепко сцеплял зубы и шарил по притихшему народу рассеянным взглядом. Он горделиво вскидывал голову, не выказывая и капли страха перед неминуемой и столь скорой гибелью. Полную достоинства стойку Ронан сбил, ударив под коленом, отчего мужчина рухнул на землю. Отросшие волосы до линии острых скул, скрывали выражение его лица и глаза, я уверен, метавшие в этот момент молнии.
Когда незнакомец упал, Алариэль беззвучно охнула, выдавая своё переживание подрагивающими ресницами и слегка приоткрывшимся ртом. Она стояла изящная и утонченная, но я всем нутром чуял, как вокруг неё в спираль закручивается разрушительная, необузданная энергия. В глазах стояли злые слёзы беспомощности и отчаяния. Ведунья… вернее, принцесса не знала что ей предпринять, дабы остановить это безумие.
Ее реакция на предстоящую казнь этого человека вводила меня в смятение. Вариантов немного: он мой брат-близнец или невесть откуда взявшийся двойник. Так в чем же дело? Ронан обознался, назвав меня Альдериком, и теперь нашёл того самого преступника, которого решено казнить? Потому и перестал меня искать?
Народ молчал, не стремясь помочь мне распутать этот клубок. Зато император, важно раскинув руки в стороны, надменно заговорил:
— Узрите смерть злодеятеля и запомните навсегда: моя власть незыблема и нерушима! Любой, кто усомнится в этом, будет уничтожен!