Разлом. Том 2
Шрифт:
Стул, на котором я сидел, обессиленный ведьмой, сменился мягким креслом. Мышцам постепенно возвращалась сила и я смог оторвать голову от спинки, чтобы осмотреться. Старый шатёр ведьмы исчез, как по волшебству, оставляя меня в центре огромного зала, переполненного людьми. И, судя по открывшимися видам, я попал как раз в разгар королевского приема.
Гости парами кружились в танце, плавно скользя по глянцевому полу. Улыбались, говорили, шутили, менялись партнёрами. На мраморном балконе музыканты умелыми пальцами извлекали мелодию, эхом отражающуюся от стен и поднимающуюся к высокому потолку. Я взглянул наверх и прищурился от света, льющегося через витражное
Поднявшись с кресла, я уставился на свои сапоги, перепачканные грязью, и походные штаны, заляпанные до самого пояса… Своим видом я точно привлеку внимание этих небожителей, облачённых в светлые ткани. Нужно куда-нибудь спрятаться… Но не успел сделать и шага, как пара увлечённо щебетавших девиц буквально прошла сквозь меня, совершенно не ощутив внушительной преграды. Они не сбились с темпа и не утратили мысль, только я отскочил в сторону, как ошпаренный. А на моем месте не осталось следов грязи с подошвы сапог, напротив, пол продолжал сиять первозданной безупречностью и чистотой. Замешательство сменилось изумлением. Я попытался взять со стола закуску, но рука проскользнула мимо, не нарушая идеального порядка тарелки. Хмыкнув себе под нос и осмелев до степени хамства, я безо всякого опасения шагнул к стайке барышень, ища дополнительное подтверждение фактам. Но милые леди и бровью не повели, глядя сквозь меня и ничуть не оскорбляясь столь близким присутствием грязного воина рядом с собой.
Что ж, на это видение воздействовать я не могу, значит все, что мне остаётся — это смотреть и слушать.
Музыка набирала обороты, все чаще звучали сильные аккорды, а дирижёр, вошедший во вкус, с такой экспрессией размахивал палочкой, что с головы чуть ли не слетал кучерявый парик. Во всяком случае, он угрожающе накренился и должен был осрамить носителя с минуты на минуту. Но вот, последний взмах, кульминационный взрыв и мелодия стихла. Музыканты переводили дыхание, стирали белоснежными платками пот и готовились к новому раунду. Гости, раскрасневшиеся от интенсивной пляски, кланялись друг другу, меняли партнёров или уходили к столу с прохладительными напитками.
Праздничная атмосфера сменилась траурным молчанием в одно мгновение. Высокие двери распахнулись и в зал вбежал взмыленный гонец с покачивающимся пером на шляпе. Гости синхронно повернули головы на звук топота сапог и спешно расступились перед ним. Мужчина ледоколом прорубил себе путь сквозь толпу и вынырнул у трона императора, вид на которого открылся только сейчас. Я, заинтересованный происходящим, шагнул следом, намереваясь подслушать каждое слово торопыги.
— Ваше Высочество, — в его поклоне до самого пола было столько надежды, отчаяния, почтения, что народ вокруг встревожено подобрался и обступил его полукругом. Император — мужчина весьма преклонного возраста ныне скучающий от всех этих плясок, а теперь взволнованный не меньше остальных, сверлил гонца строгим взглядом и нетерпеливо поджимал губы. — До нас дошла весточка с Когтистой Заставы! Армия неприятеля пересекла границу и идёт на столицу войной! Не вели казнить, Ваше Высочество! — гонец понуро опустил голову, упираясь лбом в нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к императорскому трону.
— Значит, Авал’атар нашёл соратников…, - выдохнул мужчина, крепко стискивая внушительные кулаки. — Что же, дадим им бой.
—
— Да будет так, — сдавшись на милость судьбе согласился правитель и жестом велел всем покинуть зал. Пока люди струйкой вытекали сквозь резные, позолоченные двери, я подобрался ближе к действующим лицам, дабы убедиться: зрение меня не обманывает.
И когда я дотошно сличил каждую чёрточку и морщинку на лице Альдерика с теми, что достались мне, актуальным стал другой вопрос: как-как он назвал императора? Отец?
Проводив хмурым взглядом гонца, император набрал в лёгкие побольше воздуха, желая отчитать сына за просьбу, озвученную при всех, но его перебили.
— Знаю, что ты скажешь, отец. Я единственный наследник престола. Но разве может достойный наследник своего отца прятаться от неприятеля за высокими стенами?
— Если ты погибнешь, Альдерик…
— Я не отдам Аваллон этому грязному проходимцу!
Император, вопреки здравому смыслу и желанию родителя уберечь свое дитя, улыбнулся. Гордость за сына захлестывала его с головой и надежда, что боги уберегут его мальчика, обманчиво грела душу. Наступили бесспорно тёмные времена. Но ночь всегда сменяется рассветом.
— Прикажете приступать к исполнению долга?
— Приказываю, — коротко кивнул император.
Альдерик низко поклонился и широким шагом направился к выходу, ещё не подозревая, что в этом противостоянии ему не выиграть. Зато у меня сложились пазлы. Ненависть Авал’атара и его желание казнить Альдерика обусловлена страхом, что законный наследник все же займёт своё место, пусть и спустя десятки долгих лет.
Образ троицы, удаляющейся к входной двери, постепенно развеялся, словно они были сотканы из дыма. Лёгкое дуновение исказило картинку и все вокруг закружилось, принимая новые очертания. Я только и успевал вертеть головой и домысливать те образы, что поступательно вырисовывались.
Так декорации императорского дворца сменились военной палаткой-шатром. Влажная земля под ногами, стойка с изысканным доспехом возле импровизируемой кровати, кадушка с водой в углу и наскоро сколоченный стол, над которым нависал наследник императора. Рядом неизменно застыли Даэрон и Энель, а вот четвёртого воина я не угадывал.
Мужчины обсуждали расположение войск, перетаскивали фигуры по карте местности, спорили, отстаивали каждый свою точку зрения и, судя по всему, никак не могли договориться.
— Сохраняйте хладнокровие, — прикрикнул Альдерик, возвращая тишину в шатёр. — Трещите, как старухи в торговый день!
— Виноват, — сразу же выпалил четвёртый и опустил глаза.
— Я не верю этому червю! Только посмотри на его морду, там же вооот такими буквами написано: врет, как дышит, — продолжал возмущаться Даэрон, интенсивно жестикулируя в своей лучше манере.
— Он наш союзник, — настаивал Альдерик, не отрывая глаз от стратегической карты. Блики подрагивающей свечи играли на его хмуром лице, повзрослевшем от тягостей войны.