Размножение в неволе. Как примирить эротику и быт
Шрифт:
В наши дни каждый сам находит себе пару, обходясь без популярных некогда свах. Никто больше не обязан жениться по чужому выбору, и мы отправляемся на поиски идеала – а запросы у нас нешуточные. Наш идеальный партнер должен обладать всеми характеристиками, принятыми в традиционной семье: надежностью, желанием завести детей, собственностью, уважением, – но теперь мы также требуем, чтобы избранник любил нас, хотел нас и чтобы мы были ему интересны. Мы должны стать друг для друга и любовниками, и лучшими друзьями, и доверенными лицами. Современный брак предполагает, что каждый может найти человека, с которым все это достижимо, – надо только поискать. И мы так крепко держимся за идею о том, что брак даст нам все желаемое, что те из нас, кому в браке не повезло, решают развестись или завести роман на стороне даже не потому, что подвергают сомнению сам институт брака, а так как считают, что выбрали не того человека и именно с ним нирваны не достичь. В следующий раз надо выбирать тщательнее. Таким образом, мы всегда озабочены только объектом любви, а не собственной способностью любить. Психолог Эрих Фромм [48] пишет, что мы думаем, что любить легко, просто подходящего человека найти сложно; а как только мы найдем того самого, единственного, больше нам никто и не будет нужен.
48
Фромм Э. Искусство любить. М.: АСТ, 2015. Прим. ред.
Эксклюзивность отношений, к которой мы стремимся в моногамии, связана с впечатлениями и опытом отношений с родителями или теми, кто заботился о нас в детстве. Психоаналитик и феминистка Нэнси Чодороу [49] пишет: «Все наши эротические стремления сводятся к одной идее: меня всегда будут любить, всегда, везде, во всех возможных формах и проявлениях, и мое тело, и мою душу, без критики и, главное, без усилий с моей стороны». Повзрослев, мы ищем в любви возможность обрести то первобытное единство, которое мы ощущали рядом с матерью. Младенец не отделяет себя от матери: когда-то мы замечали лишь ее, и она должна была просто всегда быть рядом с нами. В этом экстатическом единстве между ребенком и матерью нет никакой дистанции. Для ребенка мать – это все, и воспринимается она как единое целое: ее кожа, грудь, голос, улыбка – все это для него. В младенчестве мы чувствовали себя удовлетворенными и состоявшимися и до сих пор помним об этом рае. Нередко особенно настойчиво ищут идеального партнера те, кому неизвестно подобное идиллическое состояние, чьей матери не было рядом или она вела себя эгоистично и непостоянно.
49
Чодороу Н. Воспроизводство материнства. Психоанализ и социология гендера. М.: Российская политическая энциклопедия, 2006. Прим. ред.
Остается вопрос: не фантазия ли то единство, которое мы стремимся воссоздать? Для ребенка мать – это все, но мать же общается и с другими людьми. У нее даже есть любящий ее ревнивец: отец младенца. Получается, мать не полностью предана только своему ребенку.
Так что с самого начала жизни маленького человека рядом маячит измена. Мы растем, и она остается неподалеку. Современная жизнь способствует изоляции людей, и это только усиливает мучительное чувство ненадежности, спрятавшееся на заднем плане нашего романтического собственничества. Страх потерять и страх быть покинутым заставляют нас все жестче цепляться за идею верности. В культуре, где всему есть замена и где всякого рода оптимизация лишний раз показывает, что на самом деле и мы не являемся незаменимыми, наша потребность в безопасности и надежности вырастает до максимальных размеров. Чем мельче мы себя чувствуем в сравнении с окружающим миром, тем важнее нам быть звездой хотя бы в глазах нашего партнера. Мы хотим знать, что имеем значение и что хотя бы для одного человека мы уникальны. Мы желаем почувствовать себя с партнером единым целым и вырваться из темницы одиночества.
Возможно, именно поэтому мы так категорично настаиваем на эксклюзивности сексуальной связи. Сексуальный аспект любовных отношений взрослых людей вызывает в памяти ту самую первую форму слияния с другим человеком: единство тел, сосок во рту и возникающее чувство насыщения, – и на фоне этого сама мысль о том, что наш возлюбленный окажется с кем-то другим, кажется катастрофой. А секс на стороне трактуется как абсолютное предательство.
Получается, что моногамия – священная корова романтического идеала, ведь она позволяет каждому из нас чувствовать себя особенным человеком: меня выбрали, а других отвергли. Отказываясь от остальных возможностей завести любовные отношения, ты подтверждаешь мою уникальность; когда ты отвлекаешься или задумываешься, я начинаю сомневаться в своей значимости. Обратное также верно: если я больше не чувствую себя особенным, я с любопытством поглядываю по сторонам. Разочарованного любовника тянет на приключения. Возможно, кто-то другой восстановит его чувство собственной значимости?
Брачный джекпот
Даг встретил свою будущую первую жену еще в колледже. Они были хорошими друзьями, но их сексуальная жизнь никогда не являлась особенно захватывающей. Постепенно и она, и сам брак сошли на нет. Даг несколько раз страстно увлекался другими женщинами, и это вернуло ему либидо, но вымотало эмоционально. И тут он познакомился с энергичной и веселой Зои. Она занималась компьютерной графикой и относилась, как выразился Даг, к числу людей, не склонных к неврозу. «Она оказалась уникальна: практична, даже прозаична, и совершенно безумна в постели. Я думал, что сорвал брачный джекпот».
Спустя несколько лет после свадьбы Зои перестала реагировать на Дага с прежним энтузиазмом. Она оставалась довольно активной, но большая часть ее энергии направлялась теперь в какое-то другое русло. Появились дети, требующие заботы. Она по-прежнему занималась анимацией, и туда уходила большая часть ее творческих сил. А еще у Зои большая семья: родители, пятеро сестер, их дети – и они центр ее социальной жизни. Дагу стало казаться, что на него больше не обращают внимания. И если раньше секс выделял его из ряда других персонажей, окружавших его жену, то теперь Даг чувствовал себя совсем ненужным.
В течение последующих нескольких лет Даг все больше раздражался и несколько раз пытался вновь соблазнить Зои. Он возил ее в романтические поездки, старательно выбирал фильмы для совместного просмотра, покупал ей серьги, ведь она так любит разные безделушки. Чаще всего Зои отвечала взаимностью. Но чем больше Даг ее преследует, тем лучше он понимает, что все держится исключительно на его усилиях, и это его убивает. Несмотря на всю свою активность, он так и не смог разжечь по-настоящему яркий огонь. Чем больше он пытается заполнить провал между ними, тем более опустошенным себя чувствует. И Даг начинает смотреть по сторонам, а если и фокусирует взгляд, то уже не на Зои, а на Наоми.
Наоми, яркая рыжеволосая женщина, работает специалистом по закупкам и даже не пытается скрывать, что Даг ее привлекает. Она находит поводы зайти к нему в кабинет, а попав туда, старается задержаться. Она в восторге от того, как он работает с их боссом; ей нравится его костюм; а это новые очки? Вначале сэндвич, потом пропустить по стаканчику – и вот их роман тянется уже пять лет. Секс пока горяч, но это не главное в отношениях. Главное – избыток внимания и опьянение запретным. Наоми всегда хватало интереса со стороны мужчин, но Даг кажется ей неотразимым. Ей не хватает его по выходным; она ревнует его к семье. Ему нравится, как сильно она хочет им обладать, хотя есть в этом и что-то неприятное; и все же теперь Даг уверен, что важен для своего партнера.
Когда Даг пришел ко мне, ему стало невмоготу справляться с противоречиями сложившейся ситуации. Брак должен быть моногамным. Его роман, который по сути моногамным не являлся, только что закончился, так как Наоми требовала верности, а Даг этого обещать не мог. «Какое-то безумие, – рассказал он мне. – Наоми хотела, чтобы я прекратил заниматься сексом с Зои, и я сказал ей, что это невозможно. Поэтому она стала встречаться с кем-то еще, и теперь они даже о женитьбе заговорили. Она отказывается заниматься сексом со мной и держит отношения с этим Эваном в полном секрете. Я страшно ревную. Одна мысль о том, что ее обнимает кто-то другой, выводит меня из себя».
– Надеюсь, вы еще можете смотреть на все с иронией, – ответила я. – Вы понимаете, что требуете верности в отношениях, представляющих собой символ неверности?
– Ну да, но неверна-то она, а не я, – ответил он.
– Конечно, я забыла, тут же действуют двойные стандарты. И она, и Зои должны хранить верность, а вы не верны никому?
– Что-то вроде того. Не очень-то честно, конечно, я понимаю. И поверьте, я сам не в восторге.
– А почему вы не уйдете от Зои? – продолжаю я. – Почему вы не следуете за Наоми, за своей, так сказать, неопалимой купиной, ведь это пламя горит само по себе?