Размышления перед казнью

Кейтель Вильгельм

Генерал Хайнрихе проявил полное понимание наших желаний и с готовностью сказал мне, а позже и Йодлю, что соответствующим образом доложит все маршалу Маннергейму³⁹⁷. Хайнрихе произвел на меня положительное впечатление, о чем я доложил фюреру. Финляндия не упустит случая исправить результаты зимней войны 1939/ 40 гг. Сразу же было принято ее предложение направить к маршалу Маннергейму (независимо от нашего военного атташе) генерала с широкими полномочиями. Им стал генерал Эрфурт³⁹⁸, превосходно зарекомендовавший себя.

Любого рода предварительные переговоры политического характера, а также переговоры на уровне генеральных штабов с Венгрией и Словакией фюрер строго запретил, хотя ОКХ настойчиво добивалось этого с учетом

прохода войск через их территорию и переброски по железным дорогам. Но Пгглер, несмотря на возможные отрицательные последствия, оставался несгибаемым. Он боялся разглашения военной тайны, которое в результате предварительных соглашений свело бы на нет все его преимущества. Но существенного вреда все это не нанесло, хотя я и не знаю, насколько глубоко венгерский генеральный штаб был посвящен в определенные подготовительные меры.

Нападение 22 июня [1941 г.] явилось для Красной Армии тактической, но отнюдь не оперативной внезапностью. <...>

<...> Венгрия и Словакия по собственной инициативе (естественно, поскольку они имели в виду провести корректировку своих границ) после начала военных действий против СССР сформировали по экспедиционному корпусу и предоставили их в распоряжение ОКХ.

Однако уже в сентябре [1941 г.] меня посетил в ставке фюрера начальник венгерского генерального штаба и заявил: венгерская маневренная бригада (дивизия), вопреки желаниям ОКХ, должна быть отведена в тыл до форсирования Днепра, поскольку она не подготовлена к зимней кампании и до следующего военного года подлежит переформированию. <...>

Некоторые более чем язвительные реплики насчет командования и использования венгерской легкой дивизии вызвали у меня такое раздражение, что я вежливо, но недвусмысленно высказал ему свое мнение и посоветовал для начала хотя бы отучить свои войска от грабежа и перевозки награбленного домой. Заметив, что его вызывающая манера разговаривать здесь неуместна и дает противоположный ожидаемому результат, он стал очень любезен, начал рассыпаться в комплиментах командованию сухопутных войск и не переставал восхищаться фюрером, который произвел на него глубокое впечатление, когда в общих чертах показал ему на оперативной карте обстановку на всем фронте. Вечером он остался в качестве гостя ОКХ, чтобы на следующий день вылететь обратно, после того как он договорился с Гальдером о компромиссном решении, предусматривавшем в дальнейшем отправку венгерских частей на родину.

В феврале или начале марта [19]42 г.³⁹⁹ я по поручению фюрера нанес начальнику венгерского генштаба визит в Будапешт. Задание мое было трудным: не более и не менее как добиться приведения в мобильное состояние всей венгерской армии и отправки, по крайней мере, половины ее на Восточный фронт для участия в запланированной летней операции 1942 г. Венгрия имела тогда (включая горнострелковые бригады и кавалерийские части) 23 бригады, которые находились в фазе превращения их в небольшие дивизии. Наряду с посещением регента Хорти, военного министра [фон Барта], премьер-министра [Ладислава фон Бордосси] и др. я участвовал в двух затяжных переговорах (продолжительные встречи втроем). В первый день все свелось к торгу о поставках венграм значительного количества германского оружия.

Разумеется, в этом вопросе я пошел навстречу, ибо без пехотных и противотанковых орудий, а также прочего полноценного оснащения венгерских соединений они мало чем могли помочь нам в борьбе против русских, вооруженных современным оружием. Доставляя меня в машине на большой генеральский банкет, начальник генштаба неожиданно спросил меня: сколько же легких дивизий я в конце концов требую? Я, не задумываясь, ответил: двенадцать! Он сказал, что рассчитывал примерно на такое число, и пообещал мне выставить на фронт девять легкопехотных и одну дивизию тяжелых танков, а вторую танковую дивизию сформировать позже при условии, что мы своевременно дадим ему эти танки, которые фюрер обещал лично регенту⁴⁰⁰. И, наконец, в распоряжении венгерского генштаба имелись еще и кавалерийские дивизии, которые Хорти ни при каких условиях не хотел давать нам. Поэтому во время

моего утреннего визита я просил его все-таки поддержать меня. Ведь сопротивление исходило только от военного министра и самого Хорти, который под влиянием премьер-министра опасался реакции со стороны Румынии и парламента. За эти короткие минуты, пока мы не вышли из автомашины перед подъездом отеля, и была достигнута договоренность с начальником венгерского генштаба. Я был доволен: пусть число дивизий будет меньше, но они будут лучше вооружены и обучены. Это ценнее, чем гораздо большее число дивизий, нс имеющих достаточной боевой силы.

Хотя на следующий день заседаний нашей тройки снова возникли критические вопросы, по которым я противостоял двум другим участникам, что вызвало резкое столкновение (я даже пригрозил прекращением переговоров), мы все-таки пришли к зафиксированному в договоре соглашению. Оно в первую очередь касалось объема и сроков германских поставок техники и материалов.

Аудиенция у Хорти, вопреки моим ожиданиям, прошла благоприятно — его уже явно подготовили к ней оба мои партнера. Этот старый господин принял меня весьма предупредительно Затем германский посланник в Будапеште⁴⁰¹ дал завтрак, который особенно запомнился мне беседой тет-а-тет с премьер-министром Бардосси. Тот сказал мне: он вполне согласен с тем, что на Восточный фронт будут выставлены 10 венгерских дивизий (кроме постоянно усиливаемых охранных частей в оккупированном русском пространстве), но очень озабочен тем, как вообще сможет в парламенте успокоить венгерский народ насчет такого неожиданного участия в войне, которую ведет Германия. Ведь народ к этому идеологически совершенно не подготовлен... Никто и не думает о войне, если это только не война с Румынией. Я сказал ему: Европа должна сейчас бросить все свои силы на борьбу с большевизмом. Не понимаю, как в такой момент можно думать о сведении счетов с Румынией!

После обеда я вылетел в ставку фюрера. У меня осталось впечатление, что самый дальновидный человек из венгерских деятелей — это начальник генштаба; он оказывал на регента наиболее авторитетное влияние...

После того как в августе [1944 г.] введенная в действие 11-я армия генерала Риттера фон Шоберта в ходе тяжелых боев вместе с румынскими соединениями установила непосредственный контакт с группой армий «Юг» и очистила от врага Бессарабию, в штабе этой группы, которой командовал фельдмаршал фон Рундштедт, состоялась встреча Антонеску с фюрером. После доклада об обстановке и беседы в узком кругу Гитлер лично, в моем и Рундштедта присутствии, наградил румынского маршала Рыцарским крестом, что тот воспринял как большую честь. Его чрезвычайно энергичные действия и его личное влияние на румынские войска были, по мнению командования группы армий «Юг», образцовыми, а все поведение этого главы государства [кондокатурула] характеризовалось истинно воинскими добродетелями, что признавали и все сопровождавшие его во многих случаях немецкие офицеры.

Разумеется, Муссолини не пожелал отстать от Венгрии и Румынии и предложил фюреру отправить на Восточный фронт итальянский (частично моторизованный) маневренный корпус, что должно было послужить эквивалентной компенсацией за танковый корпус Роммеля в Африке. Я был вне себя от этой незначительной помощи: отправка же корпуса при чрезвычайно тяжелом положении на железнодорожном транспорте летом того года являлась крайне обременительной, ибо сделать это вообще можно было только за счет самого необходимого снабжения войск.

Пока итальянские войска находились на марше к фронту, Муссолини по приглашению фюрера встретился с ним в подготовленной в Галиции второй ставке Гитлера. Оба особых железнодорожных состава остановились в специально построенном туннеле. Ранним утром мы на нескольких самолетах вылетели к Рундпггедту в Умань. После общего доклада Рундштедта об обстановке и его рассказа о боевых действиях под Уманью все на машинах выехали приветствовать итальянскую дивизию.

Широко раскинувшиеся украинские черноземные поля, необъятные пашни, какие нам, немцам, и представить себе трудно, произвели на меня огромное впечатление. Зачастую на многие километры вокруг мы не видели в этом слабо колышущемся,