Размышления перед казнью
Шрифт:
Но противоречило бы истине, если бы я не констатировал здесь со всей убежденностью: катастрофы удалось избежать только благодаря силе воли, настойчивости и беспощадной твердости Гитлера. Если бы продуманный план поэтапного отступления в том виде, в каком его желала осуществить в своем узколобом, эгоистическом и диктуемом бедственной ситуацией ослеплении тяжко теснимая и страдающая от жутких холодов (этой причины апатии) группа армий «Центр», не был перечеркнут неумолимым, бескомпромиссным противодействием и железной энергией фюрера, германскую армию в 1941 г. неизбежно постигла бы судьба наполеоновской армии 1812 г.424. Это я, как свидетель и участник событий тех страшных недель, должен сказать совершенно определенно! Все тяжелое оружие, все танки и все моторизованные
Под знаком этого тревожащего всех нас бремени забот безрадостно прошло и празднование Рождества в ставке. Я устроил небольшой праздник в столовой охранной части. Участвовали унтер-офицеры, а также и офицеры вермахта. Я произнес небольшую речь, в которой воздал должное тяжко сражающемуся фронту и помянул о тяжелой жизни в тылу. На всех лицах лежала глубокая тень тревоги, когда мы в раздумье и печали запели «О тихая ночь, о святая ночь!»
К началу января [19]42 г. на веем Восточном фронте удалось изменить существовавшую до начала декабря группировку войск и создать более или менее упорядоченный фронт обороны. Но ни о каком зимнем покос не могло быть и речи. Русские проявляли себя крайне активно и переходили в наступление во многих местах чрезвычайно ослабленного потерями и удерживаемого чуть ли не одними боевыми охранениями, растянувшегося тонкой линией фронта. Инициатива находилась в руках врага — мы были вынуждены перейти к обороне и расплачивались за это ощутимыми потерями.
В феврале [1942 г.] новый министр вооружения и боеприпасов Шпеер426 (ставший им после того, как д-р Тодт погиб при взлете самолета с аэродрома ставки) добился принятия программы немедлешюго высвобождения 250 тыс. солдат сухопутных войск для нужд военной промышленности. Борьба за людей тогда только началась и уже больше никогда не прекращалась. Сухопутные войска потеряли за первые месяцы зимы более 100 тыс. человек, в декабре [ 19J41 г. и начале [ 19]42 г. — вдвое больше. Армия резерва отдала всех новобранцев, включая контингент [19] 22 г. рождения. На мое предложение не трогать хотя бы контингент [19] 23 г. рождения фюрер ответил полным согласием.
Но все эти меры уже не смогли хотя бы приблизительно восполнить понесенные сухопутными войсками потери на Востоке, так что состав дивизий неизбежно пришлось сократить с девяти батальонов до семи, одновременно значительно пополнив их за счет нестроевых и дивизионных тыловых служб и подразделений снабжения.
С этой первой акции в феврале [19]42 г. и началось мое хождение по мукам в уже никогда не кончавшейся борьбе с гражданскими властями военной экономики за людей с целью сохранения боеспособности вермахта, в первую очередь — сухопутных войск427. Если сравнивать с ними, то потребность в пополнении у военно-морского флота и люфтваффе была незначительной, но зато что касается войск СС, она резко увеличивалась, как ненасытный насос выкачивая цвет немецкой молодежи. При содействии фюрера войска СС сумели явными и скрытыми, законными и незаконными средствами пропаганды и косвенного давления заманить в свои ряды самые ценные силы молодежи, лишив тем самым армию лучших элементов для подготовки ее будущих офицеров и унтер-офицеров.
Все мои представления на сей счет фюреру, который все же не мог оставаться полностью глухим к моим аргументам, результата не имели. Каждое подобное обсуждение приводило к вспышкам гнева совсем не по существу: он, мол, знает наше недоброжелательное и отрицательное отношение к «его» войскам СС, а ведь это они — элита, воспиташгая в духе его мировоззрения, но вот это самое армия и отвергает! Его неизмешгая воля — давать войскам СС столько отборной молодежи, сколько ее пожелает в них вступить, а потому число добровольцев — не ограничивать. На мой упрек, что во многих случаях методы вербовки уязвимы и используют недозволешгые средства — обещания, посулы и т.п. — Гитлер потерял самообладание и бурно потребовал от меня доказательств, разумеется, привести я их не смог, чтобы не подвергнуть моих свидетелей (большей
Неудивительно, что боевая ценность армии, уже давно потерявшей своих наиболее храбрых молодых офицеров и самых лучших уитер-офицеров, вес более снижалась. Ведь она не получала полноценной замены, и пополнение ее поредевших рядов шло преимущественно за счет лишаемых брони рабочих восшюй. промышленности, которые уже считали, что война с се ужасами обошла их стороной, а также выздоравливающих и выписываемых из госпиталей, которые возвращались на фронт с весьма смсшашшми чувствами. Наряду с этим сухопутные войска черпали необходимое пополнение и из так называемых «прочесываний» в самом рейхе и внутри многочисленных формирований и учреждений фронтового тыла. О ценности всех этих пополнений говорить не приходится. Поэтому нечего удивляться тому, что боевой дух и готовность к самопожертвованию постоянно падали. Фюрер, как старый фронтовик [19] 14—[19] 18 гг., нс мог нс считаться с этими соображениями, но утешался тем, что и у противника дела пойдут точно так же, если нс хуже.
Для справедливого решения проблемы продолжающегося изъятия людей из военной экономики с целью пополнения вермахта имелся только один выход: начать призыв на военную службу С самых молодых возрастов. Я без устали боролся за этот метод — вопреки всем ухищрениям министерства военной промышленности, но уши фюрера желали слушать только его доводы. В принципе он соглашался со мной, но дело с мертвой точки не двигалось!
Шпеер снова и снова добивался своего: работодатели военной экономики, включая государственные предприятия (железнодорожный транспорт, почта и т.п.), получили право высвобождать для воешюй службы только тех, с кем им было не жаль расставаться, а наиболее ценные кадры оставлять себе и лишь количественно (хотя бы приблизительно) предоставлять установленный контингент.
Заполнять бреши в военной экономике должен был Заукель429— генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы за счет квалифицированных рабочих из рейха и из захваченных областей. Не кто иной, как сам Заукель признавал правильными мои взгляды по этому вопросу и даже со всей откровешюстью, весьма доверительно говорил мне: в этом «гешефте» вермахт всегда оказывается обманутым, а военная промышленность не только забирает себе бесцешше для вооружешшх сил кадры, но и скрывает многих квалифицированных работников, маскирует их от мобилизации, оставляет себе про запас. Заукель считал, что число этих неправомерно избавлешшх от военной службы достигает по меньшей мере 500 тыс., в большинстве своем лучших солдат.
Что означали эти люди для армии, сражающейся на Востоке? Расчет очень прост: при наличии 150 дивизий пополнение каждой на 3 тыс. человек означает усиление ее боеспособности в размере половины численности ее рядового состава. Вместо этого сокращающиеся строевые части пополняли всякими обозниками и т.п., заменяя их русскими добровольцами из военнопленных.
Я постояешо сознавал, что не только сохранение, но и повышение уровня военного производства — высший закон, ибо замена использованного и обновление вооружения и восшюго имущества — это предпосылка обеспечения боеспособности войск. Ведь расход оружия и боеприпасов гигантски возрос! Чем дольше длится война, уподобляясь позиционной Первой мировой, тем все более фантастических цифр достигает этот расход. И все же я был и остаюсь убежден, что боец, который применяет оружие, — это всегда основной элемент боеспособности войск. Я отнюдь не намерен недооценивать в наш век стремительного развития военной техники в современной войне. Тот, кто не осознал этого, — дилетант в военном деле.
Для методов Гитлера было характерно достигать максимального результата тем, что он сталкивал друг с другом противоположные интересы. В данном случае интересы лично министра вооружения и боеприпасов и интересы начальника ОКВ, давая каждому из нас такие задания, о которых сам заранее знал, что они невыполнимы. Пусть поборются между собой! Мне нужны солдаты, а Шпееру — работники военной промышленности. Я хотел пополнять все время сокращающиеся силы фронта, а Шпеер — не допускать снижения уровня военного производства.