Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 6

Афанасьев Семён

— Ватару, а что это меняет? — здоровяк сделал паузу, вопросительно глядя на старшего. — Оттого, что собака считает себя другом человека, а твои дети видят в ней душу — это к примеру — твоя собака что, перестала быть твоей собственностью? Допустим, ты купил очень дорогой экземпляр, за большие деньги?

— Я могу понять тебя со своей позиции, но предлагаю помнить, что есть и другой взгляд на вещи. И да, я согласен с тобой по поводу… ты понял. — Асада не отводил взгляд. — Я не совсем разделяю твою точку зрения, но понимаю и принимаю.

— Ватару, да брось! Ты её полностью разделяешь! Вспомни хоть Нори, хоть Син, хоть

любую из твоих пассий! Что до второй женитьбы, что-то первой!

— Это было давно, с тех пор я менялся. — Финансист с огорчением констатировал про себя, что управление беседой сейчас находится не в его руках.

Но и лукавить, недоговаривать, юлить почему-то тоже не хотелось. Возраст, что-ли?

— Так тебе почти полтос! А мне почти на два десятка лет меньше! Вот когда я доживу до твоих седин, и я изменюсь вслед за тобой! А сейчас моя баба — моя собственность! Извини… Не хотел орать… Специально общался с психологом два часа, чтобы быть готовым к разговору с тобой, когда ты позвонишь…

— Так вот откуда твой прогресс, — в интонациях старшего мелькнули отблески любопытства. — Ты поначалу был совсем другим, сейчас как подменили.

— Работаю над собой, — вздохнул здоровяк. — От нервов и психов — одни проблемы. Ладно, спасибо на добром слове… Ватару, после того, как твой сын увёл у меня собственность, а я считаю это рейдерством чистой воды, он ещё и унизил меня при всей стране.

— Там ты тоже был прав на все сто?

— Нет. Но это не отменяет моего осадка в адрес вашей фамилии. Потом — ты нагрузил меня на дюжину миллионов… Ватару, допустим, я даже всепрощающий христианин. Что я буду чувствовать, даже если я ангел?

— Продолжай.

— Ты выкатил претензию, мои старшие её поддержали. Ты согласен, что я чисто по-человечески попытаюсь свои двенадцать миллионов завернуть в такую упаковку, чтобы ты как можно дольше помучился?

— Твои слова и твои интонации сейчас — как будто два разных человека, — заметил Ватару. — Ты говоришь нормальные вещи, с точки зрения оябуна особенно, но я в тебе не вижу твоей обычной злости и ненависти.

— А я не ненавижу тебя, Асада. У меня есть деньги и у меня хорошие психологи. Я бы никогда не поднялся в спорте, если бы не умел устранять ошибки в своей технике. И в физухе.

— Зачем ты хочешь завести в мой проект деньги китайцев? Ладно, шпильки в адрес потерянной собственности — тут я понимаю. Хотя мой сын и не я, твоя точка зрения…

— И твоя, Ватару. Ты тоже считал баб собственностью до сорока. И никогда не считал их за людей.

— Хорошо. Наша с тобой точка зрения совпадает по некоторым пунктам, ладно… Но ты же японец, Сё? Ты что, не понимаешь, на чью мельницу льёшь воду?

— Ватару, а я не патриот. — Бывший сумоист подался вперёд, ловя взгляд старшего. — Ватару, я человек не прошлого, а этого века. В наше время абсолютно безразлично, по какому адресу сидит менеджмент страны! То, в чём ты видишь проблему, по мне проблемой и не является! — он перевёл дух. — Ну выиграют китайцы выборы в этом году. Ну порулят муниципалитетом следующие четыре года — до новых выборов. И ЧТО?! Будут плохими менеджерами — просто переизберём, и всё!

— А если за это время что-то изменится настолько, что у нас не будет возможности их переизбрать? — отстраненно спросил финансист.

— Ой, только не надо этой конспирологии! — Сёгун небрежно отмахнулся. — Ватару, давай

объясню с другой стороны. Твой сын, несмотря на моё сложное к нему отношение, периодически говорит очень умные вещи!

— Ух ты.

— Да. Я бы не стал хорошим спортсменом, если бы не умел учиться и у врагов… В общем твой сын брякнул тогда в Лотосе: далеко не все игры в этом мире — с нулевой суммой. Я тогда не понял, а потом мы ещё и подрались, но вот сейчас я смотрю на тебя, старшего — и вижу: да ты просто мыслишь теми категориями прошлого века! — Сёгун, в отличие от себя прошлого, хотя и распалился, звучал и выглядел более чем корректно. — Для тебя китайский менеджмент — это просто игра с нулевой суммой!

— А для тебя?

— А для меня — нет! Это вопрос доверия, Ватару!

— А ведь ты искренне веришь в свои слова, — задумчиво констатировал руководитель Джи-ти-груп. — Ты же не играешь. Ведь нет?

— Не играю ни капли, — кивнул здоровяк. — Хочешь — давай встретимся лично, я тебе это всё повторю под расширения. Можешь даже какого-нибудь хорошего специалиста с собой взять, чтобы и он подтвердил. Асада, ну не жду я подлян там, где ты их ожидаешь!

— М-да…

— Последняя попытка. — Сумоист шумно вдохнул, также шумно выдохнул. — Моё личное мнение: ты и твоё поколение не научились дружить с иностранцами. С китайцами — в частности. А мы — уже научились. В отличие от вас. Там, где вы по-старинке не доверяете, мы считаем: друзья могут быть и по ту сторону моря.

— Неожиданно, — признал финансист, не зная, что сказать. — Как по мне, ты сейчас делаешь очень большую ошибку. Принимая за овцу волка в овечьей шкуре.

— Ватару, а скажи мне честно: ты своему сыну говорил когда-нибудь, что и он делает ошибки?

— Да.

— А твой сын, не обидься, обскакал и тебя, и меня! В свои шестнадцать лет. Так кто из вас ошибался, ты или он?!

— А ты сейчас что имеешь ввиду насчёт Масы?

— Он вот только что китайцев в суде… поимел. Пока знают немногие, но новость резонансная. Разнесётся в нужных кругах очень быстро. Тебе сообщаю по секрету, круги по воде уже в пути.

— Я не в курсе пока. — Теперь не было смысла сдерживаться, можно было говорить правду. — Знаешь, жалко, что мы с тобой раньше так не поговорили.

— Раньше я бы и говорить не стал, и не додумался бы до всего того, что понимаю сейчас, — пожал плечами сумоист. — Уход Рейко заставил на многое посмотреть иначе. Я вон, даже к психологам пошёл…

— Ты не видишь ничего страшного в том, чтоб проинвестировать пропущенные через себя китайские деньги?

— Именно так. Я очень неплохо знаю своего друга с той стороны моря, — спокойно кивнул бывший спортсмен. — И я, в отличие от вас, консерваторов, не вижу ничего плохого в том, что мир глобализуется и меняется. Просто наступила другая эпоха, Ватару! А ты продолжаешь жить в прошедшей.

— Я тебя услышал. Спасибо за откровенность.

— Не за что, — буркнул Сёгун. Затем, как будто неожиданно для себя, распалился опять. — Асада, стой! Послушай. Помнишь революцию Мэйдзи?

— Я не застал, — сострил финансист. — Это не одну сотню лет назад было, я ещё не родился.

— А историю помнишь?

— В рамках школьного курса.

— Помнишь, устаревшие феодальные сословия пару десятков лет сражались за свои так называемые ценности? Хотя вся страна уже вовсю жила на рельсах капитала и буржуазии?