Разного пазла части
Шрифт:
И второй выход – убраться подальше, постараться избавиться от хомута на шее. От этой болезненной любви.
Боже милостивый, как же я хотела избавиться от него. Освободиться.
И, что за наказание - когда нашла дело, что увлекло, позволило немного глотнуть воздуха – свежего, летнего, когда привыкла быть одна, засыпать, думая не о нем, а о расписании на завтра, он приехал.
Явился и стер в пыль все мои успехи.
Вот так ненавязчиво коснувшись тела, проведя ладонями, заставил вспомнить – как это, когда он внутри. Как жарко и тесно, когда наваливается сверху,
Раздразнил.
Заставил вспомнить, как с ним непередаваемо хорошо.
– Мира, - позвал отчим, - поедем домой, девочка.
Подняла на него взгляд, затуманенный картинами из прошлого, но с абсолютной уверенностью в сознании – ехать не стоит.
– Нет,- ответила твердо, - нет.
– Точно? – снимая с плиты турку и разливая напиток по чашкам, переспросил Данила.
– Точно.
– Тогда иди сюда, - позвал он, хлопнув ладонью по угловому дивану, - не зря же я ехал. Иди сюда и поцелуй меня, малышка. Я чертовски по тебе истосковался.
Я хотела сказать нет, даже руки на груди скрестила, показывая, что настроена воинственно, но что-то, мелькнувшее в родных до боли глазах, не дало раскрыть рта.
В глубине этих непостижимо красивых глаз, была тоска. Такая понятная, близкая, ведь я наблюдала ее в своих собственных зрачках: тоже скучала.
И меня потянуло к Даниле нечеловеческой силой. Толкнуло в спину, заставляя шагнуть навстречу, сесть на колени, обхватить его шею руками, зарыть пальцы в густых волосах.
Шквалом накатили эмоции, и я чудом удержала слова на языке. Как же хотелось сказать «люблю», крикнуть, так, чтобы всем слышно было. Но, я была слишком благоразумна и горда, чтобы вот так унижаться. Поэтому просто поцеловала его – как хотела: неторопливо, наслаждаясь вкусом губ с терпким запахом шоколада, влажно облизывая кончик языка.
Данила выдохнул хрипло, крепко прижал к себе, потерся, и от этого движения потеряла остатки разума.
Он перенес меня в спальню, где раздел, целуя каждый оголившийся участок кожи. Шептал сладко, что сходил с ума без моего запаха и вкуса. Я молчала, позволяя ему все, все, чего так страстно желала сама. И кричала, как любила та – вторая моя сторона, дикая и невоспитанная, первобытная. Стонала, от чего кожа Даниила покрывалась крупными мурашками, а сам он закидывал голову к потолку и жадно, хрипло дышал, не прекращая двигаться. О, как я пульсировала вокруг него, как яростно, протяжно меня захлестывало – до слез, до одуряющих тягучих спазмов, что накрывали всю целиком. И я плакала, крича и сжимаясь. Так было снова и снова.
До тех пор, пока мы совершенно не вымотались.
Проснулась утром с улыбкой. С той самой глупой улыбкой всех удовлетворенных женщин, когда рядом посапывает любимый, и никуда не нужно идти – валяйся себе под боком дорогого мужчины, в ус не дуй.
Пошла готовить завтрак, пока Даниил досыпал, подобрала его одежду с пола, оставила
Ему звонила супруга.
Да, так и было написано: «Супруга».
Я отбросила трубку прочь, и она упала на потертый кухонный диван, продолжая вибрировать.
Данила встал минут через десять, а я все это время стояла и молча пялилась на давно умолкнувший мобильный.
– Ты женился? – спросила, когда отчим появился на кухне – умытый, собранный.
– Да, - ответил, скривившись.
Будто кислого съел. Я не поняла, от чего он гримасничал – от того, что женился, или потому, что я об этом узнала.
– Выметайся, - сказала, внезапно севшим голосом.
Горло спазмом свело.
– Мира, - нахмурился Даниил, - брось. Во-первых, я не собирался оставаться и уйду минут через десять, во-вторых, мужчине не пристало быть одиноким, особенно имея такой статус и положение, и да, я женился. Не понимаю, отчего ты злишься.
– Вон, - повторила я.
Прокаркала.
Данила усмехнулся, глядя на мое искаженное лицо, застывшую позу, покачал головой и, поцеловав меня напоследок в уголок рта, ушел.
«Не понимаю, отчего ты злишься». Чертов сукин сын.
Я согнулась пополам, едва за ним захлопнулась дверь, зарычала от бессильной злобы и боли, что накрыла с головой.
Он явился спустя девять месяцев – не поленился, нашел, чтобы снова заставить испытать всё – от бескрайнего наслаждения, до бесконечной, удушливой боли.
Явился, чтобы позвать домой. К новой, мать его, молодой жене.
Больше всего в тот момент мне хотелось исчезнуть с лица земли. Испариться. Перестать быть.
Я ненавидела Данилу так, что готова была убить голыми руками. И, чтобы избавиться от навязчивых идей, выпила седативного – убойную дозу, но помогло так себе.
А потом собрала вещи, распрощалась с немногочисленными приятелями, заказала плацкартный билет на край света и отбыла в пустоту, в никуда.
С одной только мыслью, бившейся в сознании – подальше, как можно дальше из этого города, где он смог найти меня.
***
Теплые, шершавые ладони сомкнулись на пальцах, отвлекая, вырывая из неуютных объятий прошлого.
Я боялась открывать глаза, потому что знала – стоит разлепить веки, как потекут бессильные слезы. Горькие и бесполезные. Жалкие.
Было больно. Чертовски больно вспоминать.
– Мирослава, - позвал Руслан.
Я открыла глаза, улыбнулась, поскольку гость сидел, сыто откинувшись на спинку стула. Утерлась небрежно и спросила:
– И как?
– Сытно, и слегка горько, - щурясь, ответил мужчина, - но мне… понравилось. Это не такое сладкое чувство, как я привык, но оно необычное. Пикантное – так у вас говорят?