Разного пазла части
Шрифт:
Ну, вот, самое страшное – позади, я это сказала.
Данила улыбнулся краешком губ, глянул исподлобья.
– Мы не виделись кучу времени, что станешь делать, если мне это больше не интересно? Я имею в виду – пробовать. Что, если я не хочу больше никаких попыток.
Думаю, что ждала такого поворота, вопроса. Но, все равно кольнуло. Быстро, но болезненно, прямо в сердце.
– Уеду, - пожала плечами.
– А дальше, что будет дальше? – не переставая наблюдать за реакцией, поинтересовался Даниил.
–
Договаривая, я уже знала, что случится дальше. Черт возьми, знала, но все равно оказалась не готова.
– Прекрасно. Тогда, катись.
Даниил откинулся на спинку стула и манерно выгнул брови.
А я, моргнула – от растерянности, не иначе. Не вполне осознавая, что ответ не примерещился.
– Что? – выйти с достоинством из сложившейся ситуации не получилось.
– Я говорю, - он наклонился, напирая на край стола грудью, - что не хочу выстраивать никаких отношений. Они мне просто ни к чему – ни с тобой, ни с кем-то еще. Да ты сама сегодня застала сцену, которая ясно говорила о том, что жить с кем-то или тому подобное, я не намерен.
Данила говорил еще что-то в том же ключе, но я перестала слушать.
Внимание переключилось на пустоту – одуряюще тягучую, что вдруг затопила все естество. Думаю, для того, чтобы спасти от неизбежной боли. Наверняка то, что я чувствовала тогда – защитная реакция мозга на стресс и шок.
Я не ожидала. Черт подери, даже не предполагала, что все случится вот так. Что окажусь не нужной ему. Всерьез.
То, что отчим говорил на полном серьезе, было ясно, как день. Так не шутят. Не с теми, кто по-прежнему дорог. Уже только это говорило о правдивости его намерений.
Вот так вот.
Я плохо помнила, как встала из-за стола – шаталась ли, или держалась гордо и непринужденно. Помнилось, что кивнула невпопад и ответила:
– Хорошо.
Потом, на деревянных ногах поднялась на второй этаж за ключами от машины. Сумку собирать не стала – нетерпение так отчаянно толкало в спину, что я подгоняла себя мысленно, ища взглядом запропастившийся брелок.
Костерила себя, на чем свет стоит.
Никогда.
Никто. И. Никогда. Так. Меня. Не. Унижал.
Как самый дорогой человек на планете, ради которого я плюнула на гордость и предрассудки.
Поэтому, к черту сумку и вещи – зачем они человеку, что остался без дома, элементарной крыши над головой, убежища, куда всегда можно было вернуться, прячась от бури и невзгод.
Нашла ключи, сгребла в охапку наличные и банковскую карточку, и, не оглянувшись на пристанище, что было моим – по праву, таковым считаясь до той самой секунды; вышла, тихо затворив за собой дверь.
И тот звук сухого щелчка – эхом в ушах стоял, пока
Данила находился в гостиной – у каминной полки. Я не совсем поняла, что он делал, лишь увидела боковым зрением высокую фигуру и прошла к входной двери.
– Стой, - окликнул напоследок.
И я не удержалась - повернулась на голос.
– Не уходи вот так, затемно, опять в пустоту, - попросил, отойдя от полки ближе к центру комнаты.
Мне хотелось расхохотаться отчиму в лицо, крикнуть – а что, что еще мне остается, кроме как уйти прочь из этого дома!? Ведь ты только что приказал катиться, хотя какой-то час назад просил остаться «подольше».
Но, я подавила истеричный порыв. Ни к чему она – истерика. За ней в обязательном порядке следуют слёзы, а унизиться еще больше – просто не было сил. Думаю, я не перенесла бы большего уничижения.
У каждого человека есть порог – черта, переступив которую, нет возврата. Граница сил, минув какую можно упасть замертво. Если не от боли, то от стыда.
Моей ахиллесовой пятой во все времена было достоинство, потому что кроме него в личности, в самой человеческой сути, больше ничего стоящего для меня не находилось. Поэтому очень болезненно воспринималось любое посягательство на гордость.
И сейчас я была раздавлена. Оказывается, когда об тебя вытирают ноги, это не пробуждает злости или ярости. Это бесконечно, бесконечно медленно, но неотвратимо верно – убивает. По крайней мере, так было со мной.
В прощальном жесте Даниила – словах, что уходить не стоит, мне виделась брезгливая жалость, и это была та самая черта, грань и граница. Еще слово, один взмах ресниц и я никогда не оправлюсь.
И, не смотря на все это, нашлись силы для ответа.
– Ничего, мне не привыкать.
– Что ты будешь делать? – нахмурился отчим.
– Переночую в гостинице, - сглотнув ком, ответила, мечтая поскорей убраться.
– Я не имел цели выставить тебя вон. Всего лишь сказал, что не намерен продолжать все то, что тянется между нами столько лет. Хватит, в конце концов, - нахмурился больше, - сколько можно продолжать эти бессмысленные действия. Еще, убираю слежку – знай, за твоей спиной больше никто не стоит.
«Всего лишь» - ха. Уже можно смеяться?
– Прекрасно, - кивнула я.
– Но, - с нажимом продолжил Данил, - я не указываю на дверь. Ты по-прежнему не чужой для меня человек. Останься.
Это ведь шутка, верно? Не может не быть ею. Остаться здесь? В качестве кого - приемной дочери? Какая ерунда.
Ни за что.
– Нет, - в подтверждение словам покачала головой.
И вышла. Вон.
На улице было ветрено и морозно, поэтому время пути к машине помогло слегка остыть. Охладить голову.
Остановилась у автомобиля, уперлась ладонями о крышу.