Разносчик

Джиллиан

Парень медленно опустил руки со стола и ссутулился, не спуская глаз с Наташи.

— Спроси, нет ли на его теле ожогов.

— Радим, у тебя на теле есть ожоги?

Брови парня подпрыгнули, и он уже удивлённо пожал плечами, а потом покачал головой. Сама удивлённая — не тем, что спросил Алексеич, а ответом Радима, Наташа сказала в трубку телефона:

— Ожогов нет.

— Будь с ним предельно осторожна… — тихо предупредил Алексеич и добавил: — Громкую связь сделай-ка.

Девушка прикрыла микрофон и спросила Радима:

— Алексеич хочет что-то сказать по громкой связи. Не сбежишь?

— Нет, — прошептал заинтригованный парень.

— Сделала, Алексеич.

— Слышь, Радим. Случится что-нибудь с Наташенькой и будешь виноват в этом ты — из-под земли достану, понял?

— Понял, — наверное, только от неожиданности ответил Радим.

— А вообще, парень, есть веская причина, чтобы ты явился ко мне — к нам. О-очень веская. Запомни это. Чем быстрей придёшь, тем легче тебе будет по жизни. Всё, детки. Приятного аппетита.

И Алексеич первым отключился.

Наташа посмотрела на мобильный, положила его на подоконник и принялась доедать остывающий суп. Радим сидел, смотрел в свою опустевшую тарелку.

— Вытаскивай из холодильника всё, что тебе хочется, — миролюбиво сказала девушка. — Теперь холодильник у нас с тобой общий. Режь бутерброды, а я сейчас молока поставлю. Любишь горячее молоко?

Минут пять прошло в молчании, пока вскипело молоко, пока Радим нарезал колбасу и батон. Когда всё было готово, Наташа напомнила:

— За мной вопрос. Как ты понял, что умеешь насылать на человека кошмары? И когда? Ведь я тебя несколько лет видела на том месте, где ты попрошайничал. Значит, сначала ты не насылал страшных снов?

— Несколько лет? Ты видела и замечала меня несколько лет? — поразился Радим.

— И даже однажды подала, — медленно сказала Наташа. — Были жуткие холода, а ты сидел на коленях — и даже не на листе картона, как некоторые… У тебя с ногами как? Не болят? Я не представляю, что можно сидеть на промёрзлом асфальте — часами, как ты.

— Нет, — снова удивлённо сказал Радим. — Мне всегда было тепло. Ну, вру… Иногда было холодно, но тогда я начинал думать, что мне тепло — и становилось тепло. Наверное, что-то из тех же талантов, которые помогают мне с кошмарами.

Девушка нечаянно застряла взглядом на его лице, увидела мелкую россыпь кровавых капель, быстро отвела глаза… Теперь она поняла вопрос Алексеича об ожогах и его предупреждение быть осторожной с Радимом.

7

По статистике, большинство способностей в семье передаётся через поколение. Большинство. Не сто процентов. Факт первый.

Факт второй. Наташа не очень интересовалась вопросом, как такое происходит на Западе, но о передаче колдовской силы на Руси однажды прочитала в какой-то статье. Если в дореволюционной деревне умирал колдун (чаще от старости), то его смерть могла быть и лёгкой, и мучительно тяжёлой. Всё зависело от одного-единственного условия. Если рядом был преемник, которому колдун передавал свою силу, то смерть была лёгкой. Но она же растягивалась на многие ужасающие дни, когда рядом не оказывалось нужного человека. Колдун, уже лишённый физических сил, лежал на кровати, выл и рычал от боли, а смерть не торопилась ему помочь. А люди, даже родственники, боялись подойти — боялись той проклятой силы, которую старый колдун мог им отдать. И бывало, рассказывал автор статьи, что собирались мужики со всей деревни и разбирали избу колдуна по брёвнышку, чтобы отпустить мятущуюся душу колдуна в запредельные странствия. Только из разобранного дома душа и могла освободиться.

Если Наташа правильно поняла и сложила всё, что узнала о Радиме, картина получалась довольно цельная. Деда убили — брызги крови на истинном лице парня, который в следующий миг отшатывается, подтверждали это. Тело умирающего или мёртвого колдуна упало на ошеломлённого происходящим внука — на живого человека. И Радим, возможно сбитый телом деда, упал, словно прикрытый им, а убийцы решили, что мальчишка тоже мёртв… Дед и внук. Способности у Радима были — через поколение. Он смог принять силу умирающего деда. Когда дом заперли и подожгли, Радим очнулся и, ведомый непостижимой для него, городского мальчишки, силой, сумел выбраться на улицу. Наташа предполагала — через подпол. Ведь дело происходило в мае. В деревнях, когда потеплеет, открывают заваленные на зиму землёй маленькие подвальные окошки, чтобы проветрить подполье. Тогдашний, семнадцатилетний Радим вполне мог пролезть в такое окошечко…

Наверное, была ночь. В кромешной тьме убийцы не заметили, что кто-то спасся из горящего дома.

Олег сказал, что деревня процветала, благодаря деду Радима. Значит, тот был силищи огромной. Теперь ясно, почему встревожился Алексеич за неё, за Наташу. Радим — носитель страшной силы, о чём и не подозревает. Он думает, что владеет лишь умением насылать сны. А это умение — всего лишь малая часть его силы.

Вздохнув, Наташа напомнила:

— Радим, я спросила — ты не ответил. Когда ты понял, что умеешь насылать на человека сны? И как ты это делаешь?

Будто машинально, парень потихоньку отрезал от куска ветчины кусочки и ел. Процесс поглощения пищи не просто нравился ему. Лицо с острыми, выпирающими скулами становилось мягче, словно понимание, что еды много, утешало. Наташа ещё подумала: «Надо бы творога ему, нормального мяса-рыбы. А то набрал вкусненького, как мальчишка. Для дистрофика хуже нет…»

— Ты… сложно спросила, — наконец сказал он. — На этом «когда» завязано слишком много.

— Куда-то торопишься? — насмешливо спросила девушка. — Я — нет. Хочешь ещё молока, кстати? — Насмешки насмешками, но больше всего она боялась, что он замкнётся. Ведь ему и так тяжело говорить о том, чем он никогда ни с кем не делился. Ей-то он доверяет, потому что проверил её тем полусном, в котором она выказала ему симпатию.

— Хочу. — Он выждал, пока она вскипятит новую порцию молока, пока добавит в его чашку остывшего кипячёного, выпил сразу полчашки и будто только затем решился. — Понимаешь, я долго болел. Болел так, что забыл напрочь всё. Кто я, откуда, есть ли у меня родители. Ничего не помню. Когда в первый раз соображать начал, выяснил, что живу у какой-то бабульки. — Теперь усмехнулся он. — Представь: деревня, последняя изба улицы — и упирается прямо в деревенское кладбище. Весёлая бабулька была, только надо мной всё плакала. Сначала я не понял, потому что воспринимал её, как… в дремоте. Потом, когда мозги варить начали, спросил, почему она ко мне врача не вызвала, когда нашла. А, забыл сказать. Она меня на том же кладбище нашла — говорит, на тропинке между могилами лежал. Нашла и к себе притащила.