Разношерстная... моя
Шрифт:
К роще свернули по меже в овсяном поле. Через него обоих коней волокли силой, дабы не застрять тут до полной обжираловки. Но, укрыв их в зарослях и накрепко там привязав, честные всадники вернулись к окраине поля. Надергали им обеда в два полновесных снопа и свалили прямиком под нетерпеливыми мордами. Сами перебились всухомятку и принялись раскидывать меж деревьев свою просмоленную банную рогожу. Укрыли под нее коней и завалились отсыпаться.
Как на укрывище хлынул долгожданный ливень, они, поди, и не слыхали. Ялька хмуро любовалась струйками стекающей с рогожи воды. И пыталась бороться с душевным зудом. Спать не хотелось, хоть тресни! Но и блукать по этакой мокроте радости мало… Она поразмыслила да перекинулась жабой. Выбралась наружу и с удовольствием
Поздно вечером вылезли на дорогу тем же путем. И также напоили коней. Двинули дальше, радуясь, что днем грянувший-таки ливень им особо не докучал. Но ругаясь, что его следы достали их ночью. Дорогу слегка развезло, что не мудрено: земля тут глинистая, не шибко и богатая черноземами. Ялька вывозилась, как чушка. Но оборачиваться собой и залезать в седло не пожелала. Все еще дулась – опознал Юган и предложил наплевать на соплячьи взбрыкивания. Опаска Таймира, что она может и вовсе дернуть, куда подальше, опытного пестуна оборотней насмешила. Тут державник впервые узнал от приятеля, насколько она привязчива и даже беззащитна без своей семьи – порода, видать такая. Ей в одиночку и вовсе зарез – откровенничал Юган с какой-то особой проникновенностью грубого воина, заимевшего в жизни кроху тепла. Таймир немедля погрузился и в эти раздумья. Признал, что свою невестушку толком не знает, хотя его самоуверенность прежде твердила обратное.
Долину одолели только к утру, что застало их на осклизлом берегу широченной ленивой мутной реки. Вот уж где жизнь кипела вовсю. По ней беспрестанно волочились туда-сюда все мыслимые плавающие корыта. Даже такие, что вполне могли устоять и на море, коли не борзеть и не отрываться далеко от берега. Напоили коней и пустили их попастись вдоль берега промеж лесной опушки и жирных сочных зарослей прибрежной осоки. Мужики поскидывали с себя осточертевшее харангское снаряжение да полезли купаться. Хоть и ругали тинистое дно с замутненной водицей, но плескались долго с наслаждением. А после и вовсе взялись плавать взапуски, ровно мальчишки. Ялька, было, встревожилась из-за такой недопустимой небрежности. Но вскоре убедилась: до них никому нет дела. О том, что она их тут охраняет, понятно, знать не могли. Да, видать, простой народец ни за что не поверит, будто на столь оживленном месте два здоровенных лба понадеются на чью-то там совесть. Вон на плече Югана какой шрамище – всякому ж понятно, что воин. А где два воина, там, наверняка, и прочие неподалеку отираются, так чего ж нарываться-то?
Тщедушного рыбачка поймали на закуску, вдосталь пресытившись купанием. Этот дурачок не сдюжил с любопытством. Клюнул на беспечность воинов, будто глупая рыба на шевелящегося червя, что обещает сытость. Думал ли он их ограбить, иль так приполз, попавшись под руку, в том разбираться толку нет. А вот попытать его о том, что тут и как, резон был. Сколь парнишка не глуп, однако ж местную жизнь разумеет почище пары иноземных умников, сколь бы пядей не вмещали их лбы. Поначалу-то он лишь блеял да моргал жалостливо, втягивая бестолковую головушку в плечи аж до самых ушей. Таймир и спрашивал-то спокойней спокойного. Только не с его злодейской мордой обещать, мол, скажешь, что нам требуется, и ступай на все четыре стороны. Кто ж такому поверит? А вот Юган умел при нужде состроить самое благожелательное лицо. И вытряхивать из простачков всю правду без остатка еще в детстве намастырился. Чай, не в тереме рос – в клятых воровских закоулочках свое учение проходил.
Словом, он-то и раскрутил рыбачка на откровенность. А тот, вконец уразумев, что убивать не станут, разговорился. И для затравки пространно расписывал: кто по сей реке ходит, куда и за какой надобностью. Юган его не обрывал и не понукал. Парень осмелел и клятвенно заверил, дескать, вброд тут сроду не ходили, за неимением такого чуда. Мол, при таком-то обширном броде по реке и плавать-то несподручно. Слушатели стерпели и это сказание. А перебраться на другой берег можно, добрался-таки до сути этот балабол. Чего проще: взять и нанять широкую лодью у его отца. Туда выйдет запихнуть обоих коней, но это ежели их в одиночку через реку пустить. А коли с хозяином, так две лодьи – млел от столь выгодного сделки хитромудрый простак. Коли две нанять, так отец скинет чуток за перевозку. И доставит на тот берег в целости да сохранности.
Однако, с этим оно тоже не все так просто. Ибо тем берегом владеет ненашенский барон. А эта скотина шибко ненавидит нашенского барона. Чего-то они не поделили, хотя из земли нигде и не сопрягаются. Только вот баронам до сих пустяков дела нету: коли не потрафили друг дружке в чем, так и будут грызть недруга, покуда до самого костяка не доточат. Вот и лютует ненашенский барон, почем зря. Гоняет по своему берегу всяких облезлых выкидышей воинского сословия. Всё бы ничего, да только платить им он жадобится. Оно и понятно, что мужики кормятся сами, чем боги пошлют. Уж коли боги пошлют им двух воинов в доброй воинской справе, так непременно обдерут донага. А то и на тот свет спровадят, чтоб не жалобились на них Словом, по-человечьи получится переправиться лишь паромом, а тот в дне пути выше по реке.
– А скажи-ка: того невашенского барона можно чем-то задобрить? – поинтересовался в задумчивости Таймир.
Паренек шумно сглотнул, пялясь на серебряную монету и не веря этакому счастью. А после от чистого сердца запродал двум придуркам жуткую тайну, какая в их местах была известна каждой собаке. Как раз о собаках, до которых ненашенский барон шибко охоч. И ежели ему поклониться тем щенком, что в непотребном виде таскается за хозяевами, так барон самолично протащит дарителей через все свои земли на другой конец.
– Даже не думай! – взъярился Юган и попытался ухватить Яльку за локоток.
Но та ускользнула без малейших усилий, откочевав под руку жениха. Таймир тоже не горел желанием поставлять девчонку. Но, покуда помалкивал, ожидая, чем его обрадует оконцовка семейных разборок.
– Коли он тебя на цепь посадит, так мы тебя сроду обратно не добудем. Прикажешь нам на пару его крепость осадить? Вот еще тут мы народ не смешили.
– На цепь он ее не посадит, – заметил Таймир, идя на поводу умоляющих глаз оборотенки. – Уж больно дорогая псина у нее выходит. Таких тут, разве что, в задницу не целуют. Особо, ежели она суку заделает. Но вот запереть, чтоб не сперли, точно запрет.
– И чего из этого? – непонимающе захлопала глазками Ялька. – Как дети прям! Я ж змеей, откуда хочешь, уползу.
Юган рвался, было, отлаяться, за мигом понял, что сваляет дурака – резоны девчонки были неубиваемыми. Он пошерудил костер, щуря глаза от поедучего дыма. Хлебнул из баклажки винца, а затем нехотя признал:
– Змеей-то оно выйдет. Коль ничто не помешает. А вдруг там дыры подходящей не будет?
– В окошко упорхну, – тоном матери тупого дитяти пояснила Ялька. – Опять же, собак выгуливать нужно. Это ж не свиньи. Их в стайке не запрешь, покуда жиром не заплывут. Пускай тока барон вас дальше пропустит. А там уж я вас нагоню.
– Ну, нет! – возмутился Юган, скрутив ей дедов кукиш. – Одну я тебя там не брошу. И не вымудривай мне тут! Ишь, расхрабрилась.
Они еще так-то поторговались, но сговорились: выкупить у барона-собачатника беспрепятственный проход по его земле. Да чтоб с провожатыми, дабы не отбиваться на той земле от каждой сволочи.
Когда на землю опустилась ночная тьма, Таймир покосился на спящего Югана и спросил:
– Ты нас после-то найдешь? А ну, как задержишься. И мы к тому времени далеко вперед уйдем. Следы-то быстро затопчут.