Разношерстная... моя
Шрифт:
И чего это она тут развела? Опомнилась и Твердислава. Соскочила с кровати, бросилась к окну, раскинула по сторонам шторы и завопила:
– Хранивой! Она здесь! Здесь!
И что-то там еще – Ялька уже не слушала. Она бесшумно скользнула за кресло, протиснулась в лаз и прикрыла дверку. Тихий щелчок, и вот уже волчица помчалась прочь по узкому темному лазу. Это тебе не подземелье королей Харанга: ни каменных стен, ни простора. В таком-то лазе взрослому мужику тяжеленько придется. В три погибели согнется, да поползет на полусогнутых. Так что погоня – случись такая – ее уже не достанет. И тут Ялька встала, как вкопанная. Ее озарило: Таймира во дворе не было! Вот что ее грызло. Нет, он несомненно где-то неподалеку – Ялитихайри же его чует. Но совсем не с дядькой Хранивоем, а… Через мгновение чутье
Ялька мысленно усмехнулась и принялась вынюхивать лаз. Сюда время от времени заползала всякая живность. Она же выискивала лишь те следы, что могли привести к какой-либо норе. Старую заброшенную барсучью нору она не учуяла, а, скорей, угадала. Обернувшись барсуком, принялась подрывать стенку лаза, ощутив надвигающуюся опасность. Но не позабыла впопыхах разбрасывать вырытую землю по полу, дабы не привлекать внимание. Как не торопилась, но, когда в лаз спустился потерявший терпение Таймир, сумела втиснуться в отрытую нору, лишь свернувшись клубком. Так что суженый протащился мимо, не приметив следов ее труда. Только навонял горящим факелом почем зря. Носит его нелегкая! Пропустив его, Ялька вновь принялась за работу. И в этот раз уже не растрачивала себя на заметание следов. Потому и успела вывалиться в барсучью нору прежде, чем неугомонный державник приперся обратно. И, конечно же, сразу обнаружил свежевыкопанную нору.
– Ялька! Вернись! – разорался он, как придурок.
Можно подумать, она так и спешит прыгнуть в его объятья – нашел дуру! Развалившись в обширной гнездовой барсучьей норе, Ялька вздумала, было, немножко отдохнуть. Но тотчас всполошилась: а ну, как он знает, где эта нора наверх выходит? Небось, все тут излазил, охраняя своих государей. Пришлось подыматься и лезть наружу ящерицей, ибо барсук у нее вышел здоровенный – не протиснуться. Наверху чуть не столкнулась с дружинниками, что носились вкруг кремля. Разыскивали заполошные…, сами не знают что. Им велели, они и побежали стараться. Но, кого ловить, державники им, понятно, не растолковали. А хватать бродячую собаку – когда нужно готовиться схватить кого поважней да поопасней – нормальному мужику в голову не придет. Они и не глянули на нее, даже шугануть не потрудились. Ялька неспешно потрусила прочь, заботливо прислушиваясь, как где-то у тайного лаза орет да чертыхается выбравшийся наружу Таймир. То-то дружинники сейчас с него удивляются!
– Не может быть, – сухо постановил Хранивой и устало опустился в низкое кресло для гостей.
– Я что, по-твоему, вовсе со страху ума лишилась? – недовольно скуксилась государыня. – Иль двух мыслей чужих связать не могу? Это у твоей оборотенки мозги набекрень. Убивать не буду. И тут же: я не говорила, будто не стану тебя убивать. Я понятно, гадаю: на кой она тут вообще объявилась? Просто попугать? Не слишком ли велик труд?
– И того не может быть, – согласился Хранивой.
Он все елозил, разминая одеревеневшую в седле задницу. Кажись, десяток лет в седле провел безвылазно, а минуло лишь шесть дней. Они неслись домой без отдыха, меняя коней. Это Таймирке, как с гуся вода, а в его лета подобные труды неподъемны.
– Так, как же прикажешь понимать ее выверты? – ехидно переспросила Твердислава.
И отпила из стеклянной раскрашенной чаши медовой воды с мятой.
– Как она сказала, так и понимай, – безотчетно отбрехался старшна, тяжко глянув на чашу. – Она лжи не ведает. Порода такая. Либо отмалчивается, либо прямо в глаза лепит правду-матку.
– То есть, ты лично разобрал ее хитромудрствования?
– Вполне.
– Таишься?
– Зачем? – устало распустил плечи Хранивой и навалился на низкую спинку кресла. – Все просто. Убивать не буду, значит рвать тебя зубами в облике волчицы. Да кусать в облике змеи или ящерицы. Это она в дороге из Харанга себе новый облик приобрела. Где тока нахваталась поганка?
– Не слишком ли ты умилен, расписывая ее чудовищную суть? – обидчиво взревновала Твердислава сухим тоном.
– Ты о ее чудовищной сути поосторожней, – хмуро посоветовал старшна. – Не нам с тобой о ней судить. Это еще разобраться, у кого она чудовищней.
– Ладно тебе, – чуток застыдилась государыня, отводя глаза.
А после еще глотнула из чащи – Хранивой поморщился, но остерегать ее не стал. К чему? Она, небось, уже достаточно вылакала, унимая страх. А от ядов покойной Отрыжки не спасали никакие усилия или снадобья. Этот, скажем, наповал не бил, коли Твердислава по-прежнему бодра. А все одно: к смерти яд поведет жертву надежно и неукоснительно. Государыня, почитай, уже мертва. Вскоре она занедужит и достаточно быстро сгорит. Те, кто знает о ее пустопорожнем злодействе, сочтут сие за божью кару. А прочие и вовсе заморачиваться не станут. С какой стати? Чай не девка молодая – пожила довольно. Так на кой бучу подымать против Яльки? Нет, девка того не заслужила, хоть как суди да ряди. Вражину свою потравила не из мстительной злобы – это Хранивой знал твердо. Долго с ней говорил, как столкнулись они у Свантара в дому. В глаза смотрел и видел: сердечком она не желает чужой смерти, пусть и погубителю ее стариков. Но Ялитихайри в ней не ведает человечьих сомнений и сожалений. Это Ялька еще вполне человечна – за то Благойле свет Вуколовой дочери поклон да уважение. Страшно и помыслить, коли такая вот оборотенка явилась бы в Антанию взрослой бабой. То-то побегали бы, покуда не извели заразу…
– А как ты растолкуешь ее второе заявление? – сдержанно поинтересовалась Твердислава.
– Думаю, тут она решила проверить одну свою непонятку. Ялька все никак не могла уразуметь: верно ли, что боги наказывают нас за злодеяния? Сомневалась, но окончательно отринуть не могла. Видать, решила на тебе проверить.
– Хочешь сказать: подождет чуток, а коль божья кара не грянет, так снова придет? – недоверчиво уточнила государыня.
– Верней всего.
– Стало быть, это просто отсрочка, – разочарованно протянула Твердислава и допила из чаши медовую воду, что всегда так замечательно ее успокаивала.
И нынче успокоит – досадливо подумалось Хранивою. Только на этот раз уже окончательно. Досадовал он на всех подряд. На себя, ведь был верен своим государям до последнего вздоха, а нынче, вроде как, предавал их. На Яльку, что не смогла удержать свою природу в узде. На Твердиславу, что ввергла его в это тяжкое душевное испытание. Пропади оно все пропадом! Вот помрет харангская принцесса, и он уйдет со службы ко всем чертям! Заживет тихо-мирно в своем невеликом поместье на три деревеньки. Станет внуков рстить… Тут-то он и подавился пустыми мечтаниями. Внуков! Это еще надо поглядеть, что там у Таймира с Ялькой народится. Понятно, что новые Ялитихайри. Но вот, что с ними делать? Прятать всю жизнь, как это у Бати с Благойлой повелось? Да пытаться обуздать, коли кого из их семьи обидят. Это ж парочка-тройка таких внучеков кучу народа загубят, покуда не умилостивят свои темные души… Хранивой мысленно сплюнул, обругав себя за несправедливые слова. Души-то у них как раз нормальные. Это люди вокруг них чистое дерьмо.
– У нас выйдет найти ее первыми? – попыталась обнадежить себя государыня. – Прежде, чем она до меня доберется.
– Сама-то как думаешь? – не сдержал раздражения Хранивой.
– Думаю, прав ты был, когда требовал от меня не сдаваться, – сухо напомнила Твердислава. – Да биться за свою жизнь до конца. Себя в соратники выдвинул. Иль передумал меня защищать?
– Не пори чушь! – вырвалась наружу его досада. – Ты не смеешь меня обвинять в предательстве тока из-за собственных страхов. Да бесчестить огульно. Я того не заслужил. И все, что мне по силам, всегда делал честно. А непосильное тебе обещать мне совесть не позволит. Обнадеживать тебя попусту не стану. Биться с тобой рядом буду. А победы обещать нет.
Со двора в открытое окно донеслось злобное карканье Таймира.
– Чего это он? – весьма равнодушно вопросила Твердислава.
– Явился повиниться, что упустил оборотенку, – криво усмехнулся Хранивой. – Как оно и ожидалось. Ушла Ялька. Утекла сквозь пальцы. Так теперь и станем ее ловить, словно рыбу голыми руками в быстрой реке.
Государыня надменно поджала губки, но отвечать не стала. Зато вылила в чашу последнюю воду из кувшинчика. Да принялась ее цедить, усиленно о чем-то размышляя. Строя планы, на которые у нее уже не оставалось времени.