Разнотравие, Сказки
Шрифт:
И вот как-то раз -- свечерелось, пора чаи гонять, а в избе -- вонь, смрад и алхимия всяка. Тут Мишаня говорит: "Айда, братки, в парник!" Все обрадовались, ибо с обеда непогодилось, а тут ужо и накрапывать собралось, не под дождем же сидеть. Идут, радостные такие, в парник, самовар трехведерный тащат, шишек мешок, чай с травами, шанежки. Дык, мудрость древняя, опять же: кому чаю, а кому и покрепчаю. Так что и четверть первача с собой прихватили. Расположились, самовар раскочегарили. Хорошо в парнике -- помидорами пахнет, тепло, дождик по пленке лапотками шуршит. Благодать!
После
– - Братушки! Да никак мы в небо поднялись!
Все глядь -- и точно! Самовар под пленку пару-то нагнал -- подъемная сила образовалась и парник доверху воздела. Висит парник над деревней, избы внизу, огороды, громоотвод как струна натянулся. Братки обрадовались, четверть открыли, но самовара не гасят -- хорошо так вот над деревней висеть, шанежками закусывать. А до ветру можно и в открыту дверь -- токмо осторожно...
Валдушка говорит, мол, эк мы, робяты, и парник и аэростат в одном флаконе соорудили! Ежели шишек хватит, дык можем и за кордон лететь -хранцузев да гешпанцев нашей выдумкой изумлять.
А Славинка в ответ: "Не хватит нам шишек. А ежели и хватит, то токма туда, а на обратно мы в ихней аглицкой природе шишек не найдем. Ну их к ........., без наших чудес обойдутся!"
Все поддержали единогласно: верно, неча супостату за бесплатно на наши чудеса глазеть! Пущай сами сюда заедуть, ежели надо, и за просмотр плотють!
Ну, посмеялись, допили все, шишки кончились. А когда самовар остыл, преспокойно восвоясь на огород и приземлились.
Вот и повелось -- что не чаепитие, то обязательно с птичьего полета. И всякой раз какое-нибудь да новшество: как громоотвод удлинить, как шишками дозаправку в воздухе наладить, да какая система форточек-ветрил должна быть, чтобы коня смотреть не где-нибудь, а именно над правлением колхоза. Такая уж сборка у русского человека -- ежели загориться чем-нибудь, так выдумка из него сама выскакиват, хоть рот зашивай.
Так бы и вовсе в парнике над деревней жили бы, да соседи зашумели, мол, когда ветер в их сторону, то из избы выходить каверзно...
А к осени вымахали-таки Валдушкины помидоры -- с кочан величиною, как не больше. Отяжелел парник и не летит, однако. Даже в два самовара пробовали -- ни в какую! Больно урожай велик. Да и пленка местами худая стала. Надули-таки китайцы, перехвалил Славинка ихние технологии. Ну да нет худа без добра.
– - По весне опять почаевничаем, -- говорит Валдушка, -- с маринованными помидорами. Наплевать на ентих соседей, с высокого парника, понимаешь ли!
– и подмигиват, хитро эдак, -- Есть еще, однако, антересныя идеи!
Вот так и было все, ничего не приврал. Вся деревня видела, все достоверно подтвердят. А старики -- хранители мудрости житейской -- в перву очередь соврать не дадут, ежели не склероз какой.
Славинка и фольклер
Истопили, как обычно, братия баню. Веники с чердака, воду колодезную, настои травяныя и другую всяческую гомеопатию народную снову желают на своих филейных местах испытать, здоровие поправить.
А Воротейко запоздал -- заработался -- да и токма в третий пар поспевает. Жутко ему -- наслушался от Еремеевны баек фольклорных про банника-хозяина-обдериху, мол, защекочет, запарит до смерти, кожу сдерет, да на каменке сушить повесит. Славинка душой материалистической не верит суевериям да мракобесиям, а разумом славянским уважение к мудрости и опыту народному понимает. Ну, и взыграло геройство в тыльной части -- думает: "Пущай вылазит, еще неизвестно, кто кого переможет!" Так и пошел, аки славный богатырь на амбразуру, даже и крест с амулетами и наузами в предбаннике оставить не побоялся.
Парится, значит, в третьем пару. Тут ужо и расслабило его, мысли темные пар сухой разогнал, веничек можжевеловый посбивал. Вдруг входит в баню Потураюшка. Славинка рад сотоварищу -- веничком есть кому пособить, да и не страшно вдвоем-от. А присмотрелся -- что-то не так в облике его (у Славинки глаз-то ведючий!), беседуют эдак о пустяках, а богатырь все присматривается внимательно к собеседнику своему. Вдруг углядел: у Потураюшки кольцо в ухе было всегда с рунами варяжскими, заговоренное, так у собеседника тож кольцо, а руны Феху и Ансуз в другую сторону нарисованы, наоборот то есть. Тут его как водой ключевой охолонуло: "Да никако баннушко пожаловал!" А Володенька тем часом и говорит, давай-ка я тебя веничком-от похлещу! А Славинка -- не промах -- отвечат: "Давай уж я сперва!", да и как принялся с плеча да от души!
Тут от "Потурашки" прежнего облику не осталось: лежит на полоке мужик бородатый, лохматый, обе руки левые, и под веничком Славушкиным всей своей дохристианской сущностью извивается и орет страшенным голосом:
– - Вотъ како вырвусь, азъ съ тебя, колтунъ свинячiй, кожуру-тко слуплю!
А Славинка в ответ:
– - Один такой вырывался, дык я его за ногу, да кинул за реченьку. Там до сих пор просека осталась, а в верстах десяти -- кратер в пять сажен глубиной. Так что клянись, хозяйнушко, что зла мне не сотворишь, тогда и отпущу!
Некуда деваться персонажу фольклерному от вероломства такого, поклялся. Сидят оба на полоке, отдышаться не могут, а обиды уж и нет совсем. Говорит Славинка:
– - Ты че осерчал-то так, аномалия природная? Брось-ка, не дуйся!
А баннушко погрустнел, отвечает упавшим голосом:
– - Я тут, Славинка, вишь-ли, за одной русалкой приударил. Думал, в третий парок и слазаем. Теперь пиши пропало, оне народ пужливый, сам поди знаешь.
Жалко стало Славинке баннушка, говорит:
– - Прости, зря я в твой пар полез, всю тебе личну жизнь испортил! Давай что ли я тебя пивком хоть угощу?
Согласился баннушко. Сидят оба, пивко попивают, тепленькие уже, чуть не в обнимку, анекдоты загибают, ржут оба аки жеребцы на свиноферме. Вдруг спохватился Славинка, говорит:
– - Прости, сразу не вызнал, как от тебя звать-величать, хозяйнушко?
Тот аж с полока сверзился!
– - Ты, Славинка, безумной с детства, али недавно где мозги себе повышиб?! У баннушки -- паранормального, понимашь, явления, имя спрашивать!? Пошто тебе меня звать? Зови баннушкой, и все.