Разные рассказы
Шрифт:
– С пластилином вы придумали гениально, - сказал корееспондент. Сколько нужно тереть ладони пластилином чтобы они начали прилипать к гладкому камню?
– Тридцать лет, - сказал Ульшин.
– Ровно тридцать лет.
...Однажды его взяли на экскурсию в один из дальних секторов тюрьмы. Там был музей искусств, шедевры древних и современных мастеров. Современные мастера лепили цифры, кубики, тяжеловатые ложки, слившиеся в поцелуе (самое современное направление) и было чувство что они не люди, а боги, на время принявшие облик людей, и всякий смертный, подражющий им, смешон или болен. Работы старых мастеров были спрятаны в хранилище или рассыпались от старости - кроме одной. В самой дальней галерее, куда мало кто заходил, стоял многорукий гигант из его снов: каждая рука разветвлялась на свои собственные руки, потом ещё и еще. Гигант врос щупальцами в щели между камнями и камни посторонились, раздвинулись, учтиво пропуская его.
– Что это?
– спросил маленький Ульшин.
– Скульптура называется "Дерево", - ответил служитель, с трудом притянутый за руку. Автор - Шао Цы, умерший двести лет назад. Работал над шедевром всю жизнь. По преданию, скульптура продолжала увеличиваться в размерах и после смерти автора. Оставлена здесь, как не поддающаяся перемещению. Каким образом была вставлена между камнями - неизвестно.
– Почему это не зеленое?
– спросил Ульшин.
Служитель посмотрел на мальчика внимательнее.
– Как доказано современной наукой, дерево никогда не было зеленым.
Еще много раз после этого маленький Ульшин приходил в дальнюю галерею с коробкой пластилина и старался повторить дерево, но пластилин был мягок и не выдерживал нужной тонкости. Ветви были слишком жирными и мягкими, провисали от собственного веса, пластилиновое дерево не могло быть настоящим. Настоящее дерево было прочным, почти как камень, и с трудом верилось, что оно создано из того же податливого материала, который неяркими волнистыми полоскми лежал в его коробке...
– Тридцать лет, - сказал Ульшин, - ровно тридцать лет.
Но за тридцать лет он не сумел создать ничего равного великому дереву Шао Цы.
– Тридцать лет - это очень много, это целая жизнь, - сказал корреспондент "Листка".
– Я никак не могу поверить, - сказал Ульшин, - что я прожил здесь всю жизнь.
– Проживете ещё тридцать лет и поверите.
3.
В этот же день он снова посетил музей. Сейчас музей выглядел намного современнее: древние мастера исчезли совсем, целующихся ложек стало больше, а некоторые ложки извращались даже с вилками и ножами. Стало многолюднее в залах - любители искусства прохаживались медленными, тихими шагами и переговаривались восхищенно на вечные темы. И снова казалось, что здесь творили боги, только внешне похожие на людей. Скромно прошлась процессия из одинаковых мальчиков и девочек - плановая экскурсия детского сада. Потом им предложат слепить то, что они запомнили, ради смеха.
Ульшин подошел к служителю:
– Вы не подскажете, где я могу увидеть "дерево" Шао Цы?
– У нас есть только "пень" этого автора.
Ульшин прошел в дальнюю галерею (которую он тотчас же вспомнил) и увидел невысокий пень, на котором сидели два глухонемых мальчика и показывали друг другу неприличные знаки.
– Из чего это сделано?
– спросил Ульшин.
– Из пластилина, как и все скульптуры.
– Куда делось все остальное?
– Всего остального не было.
Служитель засуетился и пропал.
Ульшин несколько раз обошел вокруг пня (глухонемые прекратили ссориться и стали показывать те же знаки ему) и решил пойти дальше. Галерея сворачивала и виднелось несколько ступенек. Он услышал свисток и обернулся.
Свистел толстый усатый человек, глупо раздувая щеки.
Он был одет в форму пожарника.
– Вы мне?
– спросил Ульшин и толстый человек вынул свисток изо рта. Оказывается можно было говорить при помощи обычных слов.
– Тебе, тебе, туда вход воспрещен.
– Тогда почему нет таблички?
– Сейчас будет.
Два стражника с плоскими лицами вышли из-за его спины с хорошо отрепетированной одновременностью и направились в сторону Ульшина. Подойдя, они надели на него наручники. Наручники применялись довольно редко - все равно каждый жил в тюрьме.
– Можете не называть своего имени, - сказал Волосатик, - оно нам хорошо известно.
– Конечно, потому что мы видимся каждый день.
В этот момент Волосатик перевоплотился в старого друга, вынужденного исполнить тяжкий долг. Ульшин прослезился.
Волосатик не обратил внимания ни на слова, ни на слезы.
– Вас зовут Ульшин и вы обвиняетесь в попытке свержения существующего строя. Только учитывая ваши большие заслуги и огромную популярность в народе, вы приговариваетесь не с смертной казни, а к битью палками. Битье состоится завтра, в четыре в центральной пыточной, прошу быть точным и не опаздывать.
– Что я сделал?
– Вы интересовались преступной скульптурой Шао Цы, корни которой расшатали часть фундамента. Это государственное преступление. Вход в музей вам отныне запрещен.
Он зашел к Полине. Полина грела чай и улыбалась своим тайным мыслям, как заговорщица.
– Ты знаешь?
– спросил он.
– Знаю. Все знают. Мне дали билет бесплатно, как твоей знакомой.
– Тогда чему ты улыбаешься?
– Ничего не будет. Мы с тобой убежим.
– Куда?
– Говорят, есть много камер, где никто не живет. Я буду носить тебе еду.
Битье палками в восьми случаях из десяти заканчивалось смертью и тело выбрасывали в черную трубу. Тот, кто оставался жив, становился инвалидом со сломанными коленями, руками, и обязательным повреждением позвоночника.
– Ты этого хочешь?
– спросила Полина.
– Нет.
– Он вспомнил дальнюю галерею.
– Я знаю, куда я хочу идти. Но больше всего я хочу сбежать отсюда.
– И не думай, - ответила Полина.
– Думаешь, мне в этом сне нравится? Будешь лежать на диванчике, а меня оставишь здесь? Будешь смотреть на банку с пивом? Да я тебе глаза выцарапаю.
Последние слова она произнесла нечетко, потому что втягивала чай с ложечки.
4.
У входа в музей стоял наблюдатель. Полина подошла и заговорила с ним. Наблюдатель оказался отзывчивым и пустил в ход руки. Как быстро, подумал Ульшин, а ведь Полина совсем не хороша.