Разоблачение Клаудии
Шрифт:
– Дело могут запросто сфабриковать, – сказал он. – Бог знает, что эта дура наплетет Чемпу.
Бобби был прав. Дай пару раз встречал Клаудию, и у него сложилось впечатление, что она очень легко поддается внушению.
– Проверьте, правда ли ее арестовали, и в чем тогда обвиняют, – попросил Бобби.
Дай обещал, что сделает все возможное. Он давно представлял интересы семейства Новатни и неплохо знал его родных. Отец Бобби, чьи предки эмигрировали из Богемии еще в начале века, привез свою супругу, Мэри, в крайне депрессивный и опасный район Колумбуса. После того как
Лью Дай принялся обрывать телефонные линии, пытаясь узнать, где Клаудия, но все полицейские, включая Говарда Чемпа, утверждали, что та не под арестом и о ее местонахождении никто ничего не знает. Дай чувствовал, что ему намеренно лгут.
Он не мог спустить этого с рук. Прежде чем стать адвокатом, Дай был прокурором, а до того – психологом. Поэтому он старался как можно лучше узнавать людей, с которыми приходится иметь дело: что они едят на завтрак, где пьют и с кем спят. Вооруженный подобного рода сведениями, он стал настоящим профи в своем деле.
Тем утром через информаторов ему удалось все-таки выведать, что Клаудия провела ночь в отеле «Рамада» и что ее совсем недавно доставили в участок.
Хотя Чемп сказал, что Клаудия не желает с ним разговаривать, Дай знал, что та, словно ребенок, передумает, стоит только показаться ей на глаза.
Зайдя в участок, он увидел Клаудию сидящей на одном из столов. Встречая ее прежде, когда она сопровождала Новатни на слушаниях, Дай не раз замечал, насколько холодный и отстраненный у нее взгляд – словно у девушки с обложки глянцевого журнала. Сейчас же она выглядела донельзя растерянной: с распухшими красными глазами и бледным лицом, вся тряслась, но притом по-прежнему излучала чувственность и сексуальность.
Клаудия вскочила и бросилась к Даю, всхлипывая:
– Помогите мне, Лью! Мне так плохо. С головой что-то странное творится…
Дай попросил о возможности поговорить с ней наедине, и их проводили в кабинет капитана Хердмана.
– Почему вы не хотели меня видеть? – спросил он, когда они остались одни.
– Я запуталась… – пробормотала Клаудия. – Не пойму, что происходит.
Дай верил ей, но еще он понимал, что, будучи в панике, Клаудия сделает все, что ей скажут. По своей наивности она решит, что полицейские и впрямь на ее стороне. Увидев же кого-то из знакомых, в поисках поддержки вцепится уже в него.
– Хотите, чтобы я представлял ваши интересы?
– Да, да, да! Я вас знаю! Я вам верю.
– По словам полиции, вы им уже что-то рассказали.
– Я сказала им, что Бобби хочет меня убить, и…
– Так, ладно, давайте пока без подробностей. Этот кабинет, конечно, вряд ли прослушивается, но до меня не раз доходили слухи, что разговоры адвоката и его клиента записываются.
– И что мне делать?
– С этой минуты закрыть рот и помалкивать. Не говорите ни с кем, кроме меня. Бобби позвонил мне вчера,
Когда Дай вышел из кабинета, Чемп рассказал ему, что Клаудия призналась в убийстве, и на ее арест (а также арест Роберта Новатни и Дено Политиса) уже выписан ордер; их троих обвиняют в незаконном проникновении, грабеже и убийстве при отягчающих обстоятельствах.
– Вы совершаете ошибку, – предупредил Дай. – Эта женщина никого не убивала.
Чемп пожал плечами.
– О’Грейди говорит, улик уже достаточно.
Дай давно знал главного прокурора О’Грейди, потому что не раз пересекался с ним в зале суда. Он выразительно развел руками.
– Тогда вы, Говард, крепко подставитесь перед присяжными.
– Так или иначе, повод у нас есть.
Чемп повернулся к Клаудии и объявил:
– Клаудия Яско, вы арестованы.
Та распахнула глаза и завопила:
– Арестована? Как это так?! Вы же, когда привезли меня сюда, говорили, что арестовывать меня не за что!
– Тогда причин не было, Клаудия. Теперь есть.
Она разрыдалась, дрожа всем телом, и вцепилась в Лью Дая.
– За что меня арестовывают? За что?
– За убийство трех человек, – пояснил Чемп.
Он достал наручники, но Клаудия закричал:
– Я никого не убивала! Богом клянусь, я не убийца!
Зазвонил телефон, и Чемп ответил. Ему что-то сказали на том конце линии, он кивнул и повесил трубку.
– Это полицейский, которого я отправлял в дом Маккана. Вы совершенно правы, Клаудия. В раковине, как вы и сказали, лежит голубая миска с остатками хлопьев.
Дай пошел вслед за женщиной-полицейской, которая вывела Клаудию из кабинета, вниз по лестнице, по узкому коридору с камерами наблюдения, через закрытые ворота мимо тюрьмы на Фронт-стрит и усадила арестованную в полицейский фургон. Дай сел рядом, взял Клаудию за руку и принялся утешать, а машина тронулась с места, увозя их на юг от города, в женскую исправительную колонию.
– Я вытащу вас через две недели. Избавлюсь от той записи, словно ее и не было.
Клаудия вдруг улыбнулась.
– Вот уж не думала, что получу такую шикарную роль. – Она откинула голову, прижавшись затылком к борту фургона. – Всегда хотела сыграть главную партию… Мне и прежде доводилось сниматься в кино, но весьма специфичном, да и роли были так себе. А благодаря этой криминальной драме я стану настоящей звездой!
Дай изумленно на нее уставился.
– Вы полагаете, что снимаетесь в кино?
Она игриво шлепнула его по руке.
– Ой, да ладно вам, Лью! Вы же сами видели камеры в тюремных коридорах и снаружи здания. Надеюсь, гонорар мне полагается соответствующий: роль-то непростая.
Двадцать минут спустя полицейский фургон подъехал к женской колонии – одноэтажному зданию, окруженному колючей проволокой. Надзирательница провела Клаудию внутрь, и тяжелая дверь в конце коридора распахнулась, готовая принять очередную арестантку.
– Клаудия, держитесь, – сказал ей на прощание Дай. – Утром я первым же делом направлюсь к судье и подам ходатайство об отмене ваших показаний. До встречи!