Разоблачение
Шрифт:
Гарвин тяжело вздохнул.
– Вот дерьмо, – сказал он, – именно этого я и боялся. Это может стать опасным…
– Я знаю, Боб.
– А она это делала? – поинтересовалась Стефани Каплан.
– Боже! – воскликнул Гарвин. – Да кто может в этом разобраться? – Он повернулся к Эвертсу. – Сандерс к тебе с этим подходил?
– Еще нет, но думаю, что не заставит ждать.
– Мы должны не допустить огласки, – сказал Гарвин. – Это крайне важно.
– Да, это важно, – согласилась Каплан, кивнув. – Фил должен обеспечить гарантию того, чтобы это не вышло за стены фирмы.
– Я
– Это значит официальную регистрацию жалобы?
– Да.
– Когда об этом станет широко известно?
– Возможно, в течение ближайших сорока восьми часов. Это зависит от того, как скоро в Комиссии управляются с бумажной работой.
– Господи! – воскликнул Гарвин. – Сорок восемь часов?.. Что с ним происходит? Он хоть понимает, что говорит?
– Думаю, что понимает, – ответил Блэкберн. – Отлично понимает.
– Шантаж?
– Вроде того. Нажим.
– Ты с Мередит говорил? – спросил Гарвин.
– С утра еще не говорил.
– Кому-то надо с ней поговорить. Я сам поговорю. Но как нам остановить Сандерса?
– Я просил его подождать с подачей официального заявления в Комиссию по правам человека до окончания нашего внутреннего расследования – дней на тридцать. Он отказался – говорит, что мы вполне можем уложиться в один день, – доложил Блэкберн.
– Ну, ладно, – зловеще сказал Гарвин, – у него есть на это право. Кстати, и у нас чертова гора причин, чтобы провести это расследование за один день.
– Боб, я не думаю, что это возможно, – предупредил Блэкберн. – Дело весьма сложное, и по закону фирма должна произвести независимое и глубокое расследование. Нас нельзя торопить или…
– Ай, брось, – поморщился Гарвин, – я не хочу и слышать все эти причитания насчет законности. О чем вообще разговор? Два человека, так? Свидетелей никаких, так? Ну и сколько времени уйдет на то, чтобы спросить двух человек?
– Ну, не все так просто, – со значительным видом сказал Блэкберн.
– Все проще пареной репы, – язвительно сказал Гарвин. – Все очень просто! «Конли-Уайт» – это компания, помешанная на своем имидже. Она продает учебники школьным советам, в которых верят еще в Ноев ковчег. Она продает детские журналы и владеет заводом по производству витаминов. Одна из их фирм производит детское питание. «Рэйнбоу Маш» или что-то в этом роде. Теперь «Конли-Уайт» хочет приобрести нашу фирму, и в самый разгар переговоров высокопоставленную женщину-администратора, которая по всем планам должна в течение ближайших двух лет стать директором, обвиняют в том, что она домогалась женатого мужчину. Да ты представляешь себе, что сделают люди из «Конли», если эта история выплывет наружу? Ты отлично знаешь, что Николс спит и видит, как бы найти повод дать задний ход. Вот ему радость будет!
– Но Сандерс уже поставил нашу беспристрастность под вопрос, – возразил Блэкберн, – и я не могу с уверенностью сказать, как много человек знают о… э-э… предыдущих инцидентах, которые мы…
– Довольно мало, – вставила Каплан. – Это ведь не всплывало на прошлогоднем совещании руководящего состава компании?
– Погодите
– Точно, – подтвердил Блэкберн. – Работающие в настоящее время сотрудники управления по закону не могут допрашиваться или свидетельствовать по подобным делам.
– И никто у нас с прошлого года не уходил? Никто не уволился, не перевелся на другую работу?
– Никто.
– Прекрасно. Ну так к черту его! – Гарвин повернулся к Эвертсу. – Билл, я хочу, чтобы ты пошерстил все документы и внимательно прочитал все, что как-либо касается Сандерса. Посмотри, не найдется ли какой-нибудь зацепки. В случае чего сразу дай мне знать.
– Конечно, – ответил Эвертс. – Но я думаю, он чист.
– Ладно-ладно, – повторил Гарвин, – ты, главное, посмотри. Так, а что может заставить Сандерса дать отбой? Чего он хочет?
– Боб, я думаю, что он хочет сохранить свою работу, – предположил Блэкберн.
– Он не может сохранить свою работу.
– В том-то и дело, – вздохнул Блэкберн. Гарвин фыркнул.
– Если он все-таки пойдет в суд, какие претензии щргут быть нам предъявлены?
– Я не думаю, что на основании происшедшего тогда в кабинете он может что-нибудь состряпать. Самая большая претензия может быть заявлена по поводу нашего отказа провести глубокое всестороннее расследование и дать делу надлежащий ход. Если мы не будем осторожны, Сандерс может одержать победу только за счет этого. Я так считаю.
– Вот мы и будем осторожны. Отлично.
– Послушайте, ребята, – предупредил Блэкберн, – я чувствую, что должен всех предостеречь: очень деликатная ситуация требует тщательного обдумывания каждой детали. Как сказал Паскаль: «Бог – в мелочах». И в данном конкретном случае относительное равновесие между двумя противоречащими друг другу официальными заявлениями вынуждает меня честно сказать, что нельзя заранее с абсолютной точностью предсказать…
– Фил, – оборвал его Гарвин, – не мельтеши.
– Майс, – вмешалась Каштан.
– Что? – не понял Блэкберн.
– Это Майс ван дер Роге сказал: «Бог – в мелочах».
– Кого это, черт возьми, интересует? – грохнул кулаком по столу Гарвин. – Суть в том, что Сандерс, не имея шансов на выигрыш, тем не менее держит нас за яйца. И понимает это!
Блэкберна покоробило.
– Я не стал бы утверждать это в такой форме, – сказал он, – но… Но мы в заднице. Или нет?
– Да.
– Том не дурак, – сказала Каплан. – Немного наивный, но не дурак.
– Еще бы, – подтвердил Гарвин. – Не забывайте, что это я его натаскивал. Научил его всему, что он умеет. Он может доставить большие неприятности. – Он повернулся к Блэкберну. – Подведем итог: что там от нас требуется? Беспристрастие, так?
– Да…
– И мы хотим избавиться от Сандерса.
– Точно.
– Ладно. Как он отнесется к третейскому суду?
– Не знаю. Но сомневаюсь, что с энтузиазмом.
– Почему?
– Ну, обычно мы прибегаем к услугам посредников тогда, когда нужно разрешить вопросы, касающиеся дорожных расходов для уезжающих сотрудников.