Шрифт:
1. СЛУШАЙ МЕНЯ, ЭКУМЕН
Когда сатрап Экумена бросил старика в подземелье Замка и попытался приступить к серьезному допросу, оказалось, что трудности только начинаются. Проблема была не в том, как можно было подумать при первом взгляде на старика, что узник был слишком хрупким и немощным, грозящим помереть от первой же доброй порции боли. Вовсе нет. Правда, как ни трудно было в это поверить, заключалась в обратном: старик в действительности оказался слишком крепким, его сила все еще защищала его. В течение всей долгой ночи он не только оборонялся, но и пытался сам нанести ответный удар.
Двое магов Экумена, Элслуд и Зарф, были самыми искусными из всех, кого сатрапу
В самые темные предутренние часы, когда человеческие силы иссякают, а нечеловеческие достигают своего пика, напряжение молчаливой борьбы нарастало. Экумен и его маги не могли определить, какие именно силы Запада призвал старик, но, безусловно, силы эти были незаурядными. Задолго до развязки Экумену почудилось, будто воздух в подземной темнице начал громко звенеть от столкновения противоборствующих сил, а зрение ввело сатрапа в заблуждение, убеждая, будто древние каменные своды как-то загадочно вытянулись и несколько отдалились. Ручная жаба Зарфа, обычно радостно скачущая во время допросов узников, теперь нашла убежище в подставке для факела у подножия ведущей наверх лестницы, сразу потеряв интерес к темным углам помещения. Там она замерла неподвижно, выпученными глазами провожая своего хозяина, когда тот проходил мимо.
Элслуд и Зарф суетились на краю ямы трехметровой глубины, на дне которой был прикован старик. Они манипулировали амулетами и чертили знаки на полу и на стенах. Они, конечно, жестикулировать могли вполне свободно — на уровне физических действий борьба проходила почти незаметно, как и можно было ожидать от поединка магов такого ранга.
Пока один из чародеев Экумена пытался заставить узника заговорить, второй стоял в стороне, перед приподнятым креслом сатрапа, совещаясь с ним. Все трое были уверены, что старик вождь, возможно, один из главных, у тех, кто называл себя Вольным Народом. Это были банды туземцев, получившие подкрепление в лице упрямых беженцев с других земель. Скрываясь в горах и непроходимых болотах, они вели нескончаемую партизанскую войну против Экумена.
Только благодаря чистому везению обычное прочесывание болот привело к захвату старика. Зарф с отрядом в сорок солдат наткнулся на него, спящего в лачуге. Теперь Экумен начинал понимать, что, если бы старик успел проснуться, они бы не смогли его захватить. Даже несмотря на теперешнее незавидное положение узника, Элслуд и Зарф вместе не смогли выпытать у него даже имени.
В глубине ямы мерцающий свет факела необычайно ярко отражался от цепей, сделанных из необычного металла. У ног старика темнела лужа крови, но ни одна ее капля не принадлежала ему. Перед ним без признаков жизни лежал один из тюремщиков Экумена. Этот человек неосторожно приблизился к закованному чародею и был неприятно удивлен, когда его собственный пыточный нож сам собой выскользнул из ножен, взлетел в воздух и по самую рукоять вонзился притупленным клинком в горло своего хозяина. После этого Экумен приказал всем своим людям удалиться и оставил в помещении только двух магов.
Позже, когда узник начал выказывать еле заметные признаки упадка сил, Экумен собрался было снова вызвать тюремщиков, чтобы выяснить, что могут сделать маленькие ножи и пламя. Но маги отсоветовали ему делать это, клянясь, что лучший способ продлить мучения, чтобы извлечь из жертвы полезные сведения, — продолжать начатое с помощью магии. Их гордость была уязвлена.
Сатрап подумал и предоставил магам делать дело по-своему, а сам в течение всех долгих часов допроса сидел, внимательно следя за всем происходящим. У него был высокий лоб и густая темная борода. Он был одет в простой плащ с черным и бронзовым; его черные сапоги нетерпеливо шаркали по каменному полу.
Лишь на исходе ночи — впрочем, здесь, в темнице, день и ночь ничем не отличались друг от друга — старик наконец нарушил молчание. Он заговорил, обращаясь к Экумену, и его слова, очевидно, не были заклинанием, ни тайным, ни явным, так как довольно ясно донеслись через заградительное пространство над ямой для пыток. Когда к концу речи силы жертвы начали иссякать, Экумен поднялся с кресла и наклонился вперед, чтобы лучше слышать. Лицо сатрапа в это мгновение выражало почтительность, словно он просто выказывал вежливость по отношению к человеку старше его по возрасту.
— Слушай меня, Экумен!
Ручная жаба ниже припала к полу, замерев при первых звуках этих слов.
— Слушай меня, потому что я — Арднех! Арднех — тот, кто ездит на Слоне, кто повелевает молниями, кто разрушает крепости, словно время, разъедающее истлевшую одежду. Ты убиваешь меня в этом воплощении, но я воскресну в другом человеческом существе. Я — Арднех, и в конце концов я убью тебя, и ты не воскреснешь.
Учитывая обстоятельства, Экумен понимал, что в угрозах нет никакой опасности. Однако слово «Слон» сразу привлекло его внимание. Когда оно прозвучало, он быстро глянул на своих магов. Зарф и Элслуд, встретившись с его взглядом, потупились, и он все свое внимание обратил на узника.
Теперь мука проступила на лице узника и звучала в его голосе. Заслоны рушились, силы его иссякали, и он быстро превращался в простого старика, каких тысячи, в обычную умирающую жертву. Напрягаясь, он прохрипел:
— Слушай меня, Экумен. Ни днем, ни ночью убью я тебя. Ни клинком, ни из лука. Ни пальцами, ни кулаком… Ни сухим, ни мокрым…
Экумен напрягся, чтобы расслышать еще что-нибудь, но губы старика перестали шевелиться. Теперь только отблески факела создавали иллюзию жизни на лице жертвы, так же, как и на лице палача, стоявшего у ее ног.
Звенящее противоборство невидимых сил быстро угасло в сыром воздухе. Когда Экумен со вздохом выпрямился, отворачиваясь от ямы, он не удержался и быстро глянул вверх, чтобы убедиться, что своды подземелья обрели привычные очертания.
Зарф, более молодой из двух магов, пошел открыть дверь и кликнуть тюремщиков, чтобы те позаботились о теле. Когда чародей вернулся, Экумен властно спросил:
— Вы осмотрите тело старика с особой тщательностью?
— Да, господин. — Голос Зарфа не выражал оптимизма по поводу результатов подобного вскрытия. Его ручная жаба, однако, теперь снова ожила и была готова приступить к делу. Она пронзительно заквакала, впрыгнув в яму, и начала свои обычные проделки над двумя телами. Экумен устало потянулся и начал подниматься по каменным ступеням. Кое-что было сделано, один из вождей бунтовщиков был убит. Но этого было недостаточно. Экумен не получил сведений, в которых нуждался.
На середине первого пролета винтовой лестницы он остановился, повернул голову и спросил:
— Что вы думаете об угрозах старика?
Элслуд, шедший тремя ступенями позади, склонил свою красивую седую голову, нахмурил четко очерченные брови и задумчиво сжал губы; но в данный момент он не мог придумать никакого ответа.
Пожав плечами, сатрап продолжил подъем. Ему пришлось преодолеть более ста каменных ступеней, чтобы выйти из темницы на залитый серым утренним светом замкнутый внутренний двор, оттуда — в галерею, а из галереи в башню, где помещались его личные покои. В нескольких местах Экумен, не останавливаясь, ответил на приветствия стражников в бронзовых шлемах.