Разорванное небо
Шрифт:
– …А когда ваш четник начал стрелять, я так испугалась! У них у всех такие страшные автоматы, каждый, наверное, человек по сто убил! А вы, подполковник, такой милый, такой ласковый, но лицо у вас жестокое. Вы ведь тоже стреляли во многих людей? Это было приятно?
– Да, стрелял, – Абаджиевич чувствовал, что Елена им восхищается, и продолжил: – Даже сегодня мне пришлось убить троих за оскорбление моих солдат! Я их убил из вот этой штуки! – он вытащил из кобуры кольт и продемонстрировал его девушке.
– Ой, какой большой! И страшный! И тяжелый, наверное… Я бы его не удержала…
– Ну попробуй! – и подполковник небрежным жестом вручил девушке пистолет.
Ее тонкая рука действительно не удержала почти килограммовое оружие, и Елена, лишь освободив вторую из ладони подполковника, наконец-то сумела приподнять кольт.
Абаджиевич засмеялся, но в эту секунду девушка вскочила на ноги и метнулась к стене. Только что дрожавшая под тяжестью пистолета рука теперь держала оружие ровно и уверенно, а вторая, передернув затвор, оперлась о стенку.
– А теперь тихо… – голос ее звучал на удивление твердо, а глаза вновь сверкнули, но уже вовсе не от радостного возбуждения.
– Чего? – подполковник в первый момент не понял, в чем дело, а потом до него наконец дошло: он же сам отдал свое оружие в руки сербской суке, и теперь она держит его, подполковника Абаджиевича, на прицеле! Но почему? Ведь сержант ее опознал, и бизнесмен звонил… Или сержант тоже предатель? Нет, не может быть! Уже кто-кто, а Маркоч повязан с ним кровью! Елена прервала его размышления:
– Сейчас ты медленно пойдешь вниз, отберешь оружие у радиста, и дальше он делает то, что я скажу. И не вздумай дернуться!
– Хм, красавица, ты, наверное, сошла с ума, – проговорил подполковник, стараясь подавить нарастающий в груди гнев, в котором, как сам он прекрасно знал, был способен на самые безрассудные поступки. – Тебя убьют, как только ты выстрелишь, и не просто убьют. Положи пистолет, и я обещаю, все будет хорошо.
– Мне не так уж и нужно в тебя стрелять. Мне нужно, чтобы ты сделал то, что я скажу Вот если дернешься, тогда все.
– Думаешь, что, если я останусь жив, твоему господину Паповичу поздоровится?
– Плевать мне на господина Паповича! Руки за голову, и вперед!
Абаджиевич заложил руки за голову, повернулся к лестнице и медленно пошел. Он рассчитывал, что или девушка споткнется, или он как-то сумеет ее толкнуть, чтобы первый выстрел ушел в сторону, а больше одного она и не сделает. Да и Милсон там внизу тоже не будет просто так сидеть!
Но расчет на случай не оправдался, а американец, поглощенный работой, не обратил внимания на выходящую парочку, и лишь спустя несколько секунд поднял голову, услыхав тихий, сдавленный голос подполковника:
– Мистер Милсон, я на мушке. Медленно встаньте и выньте оружие, если оно у вас есть.
Американец коротким взглядом оценил обстановку. Под его правой рукой очень удобно лежал тяжелый блок питания с неисправного приемника. Одно движение – и этот увесистый кирпич ударит по руке террористки, а пуля с гарантией пройдет мимо. Но тут он разглядел, что за пистолет держит девушка, и его осенило: вот она, лучшая расплата! Нет, он, Сидней Милсон, не пошевелит и пальцем ради спасения этого туземца, и сознание того, что он мог ему помочь, но не стал, только добавит удовольствия от созерцания поверженного Абаджиевича, сложившего руки за головой. Пусть он испытает такое же унижение, а потом – кто их, сербов, знает, – может, эта сумасшедшая его и прикончит.
Милсон медленно поднялся и развел руки, демонстрируя, что безоружен.
– По-сербски понимаешь? – сурово спросила его девушка и, увидев в его глазах недоумение, продолжила на ломаном английском: – Сейчас ты делаешь волну миротворческого батальона в Злату Лебань. Там англичане. Делай!
Милсон вздохнул, с сожалением глянув на экран – непринятыми оставались какие-то два процента файла, – и сел перестраивать передатчик и приемник. Прошло минут десять, пару раз Абаджиевич пытался продолжить увещевания, но Елена их обрывала. Наконец Милсону ответили, и тот сообщил, что передача ведется из Зворника, из штаба бригады «Утро священной войны». На вопрос, что нужно, он попросил подождать и вопросительно глянул на девушку.
– Говори: у нас в бригаде… – начала Елена, и Милсон покорно повторял за ней, – сейчас находится… российский подданный, корреспондент… которого мы хотим передать… международным силам… согласно соглашению в Берне. Это должно быть сделано немедленно… Сообщите срок.
На том конце радиолинии замолчали, но вскоре английский радист ответил, что сообщение ушло по команде. Хваленая английская педантичность не подвела – уже через несколько минут Милсон переводил Елене, что в Зворник вылетает вертолет, назвал англичанам ориентиры и заверил, что стрелять по вертолету не будут. Заканчивая связь, принимающий предупредил, что в случае враждебных действий будет открыт огонь.
«Черт, дьявол, шайтан! – клял все на свете Абаджиевич. – Почему не французы, почему не американцы! Только англичане могут среди ночи рвануть неизвестно куда только ради того, чтобы соблюсти какой-то там пункт дурацкого соглашения!» Тем временем девушка продолжала отдавать распоряжения:
– Радист, встань рядом с подполковником. Дай ему маленькую рацию. Теперь ты. Скажешь про вертолет. Чтобы встретили спокойно! Молодец… Руки давай обратно за голову. Стоим молча, ждем.
Несмотря на то что по прямой от Зворника до Лебани не более ста пятидесяти километров, ждать вертолета пришлось больше трех часов. За это время Елена сжалилась и разрешила своим пленникам сесть, но все их попытки заговорить пресекала решительно и сразу, и оба они понимали, что нервы девушки на пределе и она в любую секунду может сорваться.
Эти часы показались всем троим вечностью, и когда где-то в вышине раздалось нарастающее мелодичное урчание, подполковник почувствовал даже какое-то облегчение.
– Так, радист, ложись на пол, так, чтобы я тебя видела. Подполковник, открой дверь и встань в дверях, я буду сзади. Прикажи привести сюда Иванова!
Грохот вертолетного двигателя между тем нарастал и, достигнув совершенно нестерпимого уровня, стих, оставив лишь короткие резкие посвисты вращающихся вхолостую лопастей – две небольшие транспортные машины «Бристоль-101» сели прямо на улицу, и от одной из них к автобусу направились трое военных в незнакомой участникам инцидента форме.