Разожги мой огонь
Шрифт:
— Ты, Лисса, зря ему о том говоришь, — Редрик произнес. — Он ведь потом до следующего праздника будет вспоминать.
Хозяин вулкана около камина стоял, сложив руки. Ждал, пока я волосы причешу, чтоб вместе в Рубиновый зал идти гостей встречать.
— А это все оттого, что хозяйка понимает, что без меня-то…
— Ну, будет, — Редрик головой в сторону двери мотнул.
Но Огневик затрещал недовольно.
— Огневик, миленький, проверь пирог, — всплеснула я руками, — не ровен час подгорит! Позабыла про него совсем!
Дух
— Про пирог только что придумала? — улыбнулся Редрик.
— Ничего и не придумала, — провела по волосам последний раз гребнем. — Пирог и впрямь в печи. Вот-вот подоспеть должен.
— Лисица.
— Может статься, и лисица, — вскинула голову, — да только Огневика хвалить не забываю. Доброе слово и духу огня приятно.
— Помню, ты про то перед обрядом говорила, — серьезно Редрик кивнул. Подошел ближе, створку шкафа открыл, достал короб шелком обшитый. Большой. Поставил передо мной на стол.
— Что это?
— Подарок. Открой, — велел.
Бросила на Редрика любопытный взгляд, но послушалась. Подняла крышку и ахнула. Засияло золото, драгоценные каменья и перламутр.
— Такое только боги и достойны носить, — сказала, не решаясь до украшения дотронуться.
— И супруга хозяина вулкана, — чуть дернул углами губ, поднял венец красоты невиданной, что в коробе прятался.
— Неужто сам его сделал?
— И его, и серьги, и ожерелье, — кивнул, а сам уж на голову мне венец опустил.
Головой повертела, полюбовалась. Веса венца и не чувствовала даже. Приметила, как камни в нем искусно к платью подобраны, подивилась.
Сказать надо, что наряды у нас загляденье вышли, из материи такой диковинной, что и сказать нельзя, какого цвета они на самом деле. Словно взял какой искусник живое пламя да приказал ему материей обернуться. Казалось, что и на моем платье, и на Редрика рубахе и штанах огненные сполохи пламенеют, скачут яхонтовые, золотые и брусничные искры. Повернись одним боком — мнится, что платье сапфировое, повернись другим — и багрянец приметишь.
— Увидь меня кто сейчас из селения — ни в жизнь бы не узнали, — сказала тихо.
— Так ведь ты теперь другая, Лисса. Та же, но другая.
— Твоя правда. — Взяла из рук Редрика серьги с яхонтами, надела. Он уже ожерельем сверкающим шею мою обвивал. Поднялась, вскинула голову, на носочки привстала. — Благодарю, супруг.
Кивнул Редрик.
— В другой раз браслеты тебе сделаю.
— Браслеты — это куда как хорошо, но одной-то по ночам зябко, — бросила на него взгляд из-под ресниц, провела руками по широкой груди хозяина вулкана.
Тут уж Редрик не стерпел, прижался губами к моим, щедро огнем стал делиться. Одурманивал запах нагретой смолы, туманили разум жаркие объятия хозяина вулкана. Мир под закрытыми веками окрасился алыми и пурпурными цветами. С трудом друг от друга оторвались.
— Дождаться бы окончания праздника, —
— Идем, Лисса. Обещаю: не заметишь, как время пролетит, — улыбнулся Редрик.
— Да ты и сам в то не веришь, супруг, — протянула, — так что с обещаниями осторожен будь.
— Все-то ты видишь, — поддразнил, потом сказал серьезно: — Один только вечер, Лисса. Потом уж никто нам не помешает вдвоем быть.
Сердце в груди застучало тревожно после этих его слов. Против воли сон свой припомнила. Словно наяву почуяла холод и колкие льдистые искры, что кожу злыми осами жалили.
Кивнула, ухватила хозяина вулкана под локоть, чтоб жар его тела ощутить. Отогнала дурное предчувствие. Рядом с Редриком нечего бояться. И некого.
— Идем, супруг, — улыбнулась широко. — Негоже охранителей заставлять ждать.
* * *
— Обманула девка, как есть обманула. Запуржила голову, затуманила взор!
Арвир по горнице метался что зверь голодный — от одной стены до другой. Четвертый день пошел, как снежная дева обещание ему дала явиться и способ одолеть хозяина вулкана подсказать. Арвир с тех пор, почитай, и не спал почти. Едва глаза смыкал, только и видел, что пламя да лед. Просыпался в поту и ознобе. Сам не понимал, что с ним творится. А один раз в дреме Старуху-Смерть увидел. Стояла, проклятая, манила костистым пальцем, улыбалась беззубым ртом. Арвир заорал, с постели вскочил и после того уж спать не мог. Медовухой крепкой глушил поселившееся в сердце беспокойство. Вот и сейчас бросил в зеркало взгляд и сам себя не узнал — под покрасневшими глазами мешки набрякли, у губ складки глубокие залегли, брови к переносице сдвинулись. Поморщился.
— Проклятый хозяин вулкана! До чего довел! И девка снежная ему под стать! — выругался. — Никак вдвоем теперь надо мной потешаются!
Хотел было к бутыли медовухи приложиться, чтоб разгулявшееся беспокойство потушить, да распахнулось вдруг окно, ударили ставни шумно, шаловливый студеный ветер бутыль на пол опрокинул, задул огонь в очаге, погасил едва ли не все свечи. Закружился снежный вихрь посреди горницы, а когда осел, явилась пред Арвиром та, которую недавно честил на чем свет стоит.
Арвир так и замер.
Еще краше девица была, чем ему запомнилась. Платье белоснежное на льдисто-голубое сменила, венцу в тон. Волосы плащом молочным плечи кутали. Кожа мерцала даже в полутьме горницы.
— Что стоишь, рот разинул, вояка? — спросила насмешливо. — Или уговор наш позабыл?
Арвир рот поспешно прикрыл.
— Ничего не позабыл, — ответил запальчиво. — Думал, ты, как все девки, наболтала да в кусты.
Вея прищурилась, пальцем повела, Арвир за ним взглядом проследил, а уж только потом понял, что лишь глазами пошевелить и может. Сковал все тело проклятый холод.