Разожженный

Хоук Коллин

Нет.

Истинное желание было дрожью его ног и рук, когда он смотрел на нее, необходимостью поглотить ее в себя. Создать мир, где существовали бы только они, где они могли занять соответствующие места короля и королевы космоса, а все преклонились бы перед ними и поклонялись бы им. Об этом он думал, глядя на Исиду. Не было больше никого, кто мог бы быть с ним.

Особенно теперь, когда он получил свои силы. Несмотря на усталость, тревогу и страх, что проникали в него из-за того, что на их появление ушло столько времени, Сетх понимал,

что это того стоило. Ведь его способность была самой ужасной и чудесной из всех. У него была сила разрушать.

Доказательством была корчащаяся на земле женщина. Сетха раздражал ее безумный вой. Он призвал огонь на посевы пшеницы женщины, потому что знал, что Осирис приходил сюда в прошлом году и рассказывал всем о необходимости выращивать свою еду.

Видя созревшее доказательство жалких и, по его мнению, бессмысленных сил Осириса, связанных с растениями, он злился, а потому решил сжечь поле. Может, дело было в мелочности, может, в зависти. Но это ранило бы любимца Амун-Ра. А ему было приятно смотреть, как животные пытаются убежать от дыма и огня. Сетху нравилось, что все эти существа боятся его и его силы. А разрушение стараний брата его новой способностью придавало ему ощущение величия.

И тут появилась женщина. Она выбежала из дома и упала к ногам Сетха, обхватила своими толстыми руками его ноги. Ее круглое лицо было в красных пятнах, она молила его о пощаде, просила «сильного бога» спасти ее мужа, оставшегося в поле.

Когда Сетх проигнорировал ее и оттолкнул, она закричала, что он, должно быть, тот самый «бессильный бог», о котором он слышала. Она закричала небу, прося о помощи Осириса.

То, что смертная посмела назвать его бессильным, потрясло Сетха и, что иронично, парализовало. Но это быстро сменилось яростью, охватившей его. Сострадание к женщине, которого почти и не было, растаяло в жаре этого гнева. Смертные не считались с Сетхом, и это устроили Амун-Ра и остальные.

Она все еще звала Осириса, а Сетх схватил женщину за горло, поднял над землей и встряхнул.

– Ты немедленно перестанешь вопить, - она не послушалась, и он бросил ее на землю и закричал. – Ради всех богов, как бы я хотел, чтобы небеса стерли твое лицо!

Ее крики резко оборвались, слышались только вопли животных и треск горящей пшеницы. Женщина упала на четвереньки. Ее тело содрогалось, но звуков не было.

Сунув носок под ее крупное тело, он толкнул ее, и ее тело перекатилось. Сетх резко выдохнул. Там, где раньше был крючковатый нос, тонкие бледные губы и близко посаженные глаза, теперь он видел пустой овал. Гладкая кожа, как персик, была там, где раньше было лицо.

Руки женщины поднялись, впились в кожу, где были до этого рот и нос. Но, словно ее выключили, она содрогнулась и обмякла, упала замертво. Безо рта и носа она не могла дышать. Сетх поднял голову, он был потрясен, восхищен и в ужасе. Неужели это сделал он?

Чтобы убедиться, он направил руку на ногу женщины и пожелал, чтобы она исчезла.

Вдруг нога, включая грязную обувь, испарилась, оставив лишь обрубок. Сетх тут же стер змею, что уползала от сгорающего поля. Дальше пропали несколько мышей. А потом он побежал, стирая животных полностью или частично.

Он заставлял исчезать камни и деревья взмахом руки. А когда он наткнулся на умирающего обгоревшего фермера, мужа умершей женщины без лица, Сетх стер его по кусочку. Он решил оставить тело и голову мужчины, чтобы тот знал, как много он мог отнять

у смертных, продлевая их полную боли жизнь.

Теперь он был готов. Теперь он был целым. Его сила все-таки появилась. И он оказался сильнее, чем надеялся.

Ничто.

Никто.

Не мог теперь противостоять ему.

Он был готов разобраться с миром, и его первой целью была красота, что не давала ему покоя.

Исида была сочным плодом, висящим на низкой ветке, просящим поглотить его. А Сетх еще никогда не был таким голодным.

ГЛАВА 1:

РАСЦВЕТАЮЩИЙ

Прозвучал рожок, эхо заполнило холмы и долины вокруг Гелиополиса. Исида быстро встала, и стул, на котором она сидела у прялки, упал. Моток серой шерсти скатился с ее колен в пыль. Смертные женщины вокруг богини рассмеялись и цокнули языками без злобы, подняли шерсть и отряхнули.

– Идите. Идите, - сказали они ей. – Вернетесь, когда сможете. А мы пока будем оттачивать то, чему вы нас научили.

Исида приятно улыбнулась им и попыталась вести себя подобно богине, покидая деревню, кивая всем и гладя детей по головам, они всегда бежали к ней. Но мыслями Исида была не здесь, потому ее ответы были короче и отвлеченнее обычного. Как только она прошла каменную стену, отмечающую границу поселения, она расправила сильные крылья и взлетела в небо.

Энергия кипела в ее теле, золотые лучи солнца падали на ее крылья, наполняя ее тело жаром до такой степени, что она ощутила покалывание румянца на щеках. Она прижала ладони к щекам, удивляясь тому, как радовалась только из-за того, что он вернулся. Ее тень далеко внизу скользила по холмам и долинам, поднималась и опадала, как и эмоции в ее голове.

Она поднималась по небу, синева сменилась чернотой, и она услышала шепот звезд, приветствующих ее дома. Проносясь через барьер, разделяющий царство смертных от королевства богов, она ускорилась, напоминая сверкающую огненную комету, тьма давила на нее. Она обхватила ее тело и переносила в другое измерение. При перемещении было тихо, и она позволила себе отвлечься на размышления.

Эти расцветающие чувства были… неуместными. Исида знала это, но не могла ничего поделать. И ей казалось неправильным подавлять радость, с которой билось ее сердце при одной мысли о нем. И все же Исида старалась быть правильной богиней, не обращать внимания на расцветающее влечение за долгий год разлуки, который он провел на задании. Но теперь он вернулся, и она снова ощутила трепет сердца, и справиться с этим у нее не получалось.

Хотя Исиде всегда нравилась ее работа – учить смертных прясть, молоть зерно, использовать растения для исцеления – кое-что еще, кое-кто еще в ее жизни занимал ее мысли, отвлекая. Она часто ловила себя на том, что мечтает или смотрит на горизонт вдали, думая, где он в этот миг, думает ли он о ней так, как она о нем.

По ночам, когда Исида ложилась в постель, обернув тяжелыми крыльями тело, она ловила себя на том, что желала, чтобы вместо нежных перьев были его руки. Он часто так делал, когда они были младше. Он прижимал крылья к ее телу, когда они играли в салочки, не раня ее, но не давая сбежать, пока она не признавала, что он поймал ее. Не так давно она поймала себя на том, что вспоминает игру, но в этот раз она хотела, чтобы он поймал ее. Мысль о том, что случится потом, часто оставляла ее без дыхания, и она не могла уснуть.