Разрешенная фантастика – 1
Шрифт:
Тридцати четырёх этажей штаб-квартиры «Байерн-ГМБХ» ему вполне хватило, чтобы дотянуть до автостоянки вне огороженной территории. О том, чтобы не было запоздалых прохожих, позаботилась группа прикрытия.
Он свернул тонкую ткань параплана. Уложил рюкзак с ним в багажник, и вполне мирно отбыл на своём неприметном стареньком БМВ с фальшивыми (подстраховочка для спящего к этому времени сторожа парковки! Зато уж когда ставишь машину – придирчивей служаки нет!) номерами. Операция в самой сложной, активной, фазе, завершена.
Теперь
Доктор Хайнрих Хейншель с утра был слегка рассержен – его любимый кофе оказался чуть холоднее положенного. Гретхен оправдывалась тем, что кухонные часы ушли вперёд – поэтому вода закипела раньше, и кофе, соответственно, дожидался любимого герра Профессора на столе на три минуты дольше.
Поворчав – впрочем, скорее, для вида, и чтобы дать жене понять в очередной раз, что он приверженец строгих правил и традиций – любимый герр Профессор всё же соблаговолил выпить остывший кофе, и съесть два тоста с беконом.
Тосты были поджарены точно так, как надо, и это вернуло доктору часть хорошего настроения. Но – только часть! Потому что он вспомнил о том, что предстоит ему сегодня во второй половине дня… Ладно, раз избежать этого нельзя, остаётся надеяться, что всё пройдёт быстро.
– Милый! Постарайся вернуться пораньше! Ты помнишь? Сегодня день Рождения тёти Агаты! Она так радуется, когда мы звоним вдвоём!..
Проворчав в ответ что-то адекватное, а про себя подумав, куда бы он, будь его воля, отправил на самом деле эту болтливо-сварливую старую курицу, герр доктор проследовал в гараж. Застывшая в его ожидании «стальная птица» могла бы усладить совершенством форм самого изощрённого эстета, а мощностью – гонщика…
Ситуация с кофе отняла у него лишних две минуты на то, что жена называла «ворчанием и брюзжанием», поэтому пришлось чуть сильнее давить на газ, чтобы из их пригорода добраться до здания Конторы быстрее стандартных часа ноль пяти.
Но поскольку он выехал позже, всё равно пришлось ждать на переезде, когда проедет пригородный поезд, везущий толпу клерков и продавщиц в город.
Так что герр Профессор вынужден был пошевелить ножкой чёртову железку, и его импортный «Ягуар» послушно стал стелиться по гладкому чёрному полотну дороги быстрее, и словно бы ниже – недаром в глубине души герру Хейншелю всегда нравились большие кошки… И – высокие, заставляющие шевелиться от тугих порывов ветра, залетающих в полуоткрытое окно, редеющие волосы, скорости!..
Уже в городе он даже позволил себе проскочить на жёлтый – автоматически напрягшееся внимание разрешило этот, никому не могущий навредить, довольно рискованный, и столь несвойственный ему, манёвр. Бесстрастная видеокамера на высоком столбе молча зафиксировала нарушение. Но, конечно, сама она никому не скажет. Её дело – только зафиксировать.
Проезжая район супермаркетов, герр Профессор чуть было не врезался в фургон молочника, вдруг начавший отъезжать от тротуара. Его водитель, очевидно, забыл, что нужно включать поворотники! Вот ведь олух!
Нога почему-то не убралась с педали газа, зато руки сделали прямо-таки акробатически-каскадёрский трюк, и почти на двух колёсах герр уважаемый учёный лихо проскочил…
Чтобы сразу за фургоном врезаться в старушку с большим пластиковым пакетом.
Протестующего визга тормозов любимого «Ягуара» профессор уже не слышал.
Сбитую и отлетевшую на десяток метров пожилую женщину он воспринимал где-то на краю сознания. В глазах стояло только огромное бесформенное белое пятно от молока, растёкшееся по лобовому стеклу…
Основная и единственная мысль была – во всём виноват кофе.
Профессор не вылез из машины даже когда завыла полицейская сирена.
И только когда уже подъехала машина скорой помощи, двум полицейским с трудом удалось оторвать его сведённые судорогой руки от рулевого колеса.
На вопрос о его документах светило фармацевтики только глупо захихикало, продолжая упорно пялиться на пятно на стекле…
Доктор Маннергейм был в ярости!
Ещё бы – кому понравится провести битых два часа в провонявшем потом и пылью веков, полицейском участке, доказывая этим тупоумным чиновникам и бюрократам, что кого бы там ни сбил герр Хейншель, он всё равно – учёный с мировым именем, и место его в рабочие часы – не в камере, а на работе!..
И только сделав шесть (!) звонков высокопоставленным ответственным лицам, адвокатам, прокурору, и Приближённым Администраторам, удалось забрать, наконец, профессора под подписку о невыезде. Ещё и внеся за него залог.
Вид самого герра Хейншеля тоже сильно напрягал. Тот словно ушёл в себя, и на все вопросы отвечал односложно, и как-то бессмысленно. Вероятнее всего, просто наугад.
Так что доставив виновника утренних треволнений в контору, доктор Маннергейм вызвал штатного врача, и трёх секретарш.
Впрочем, попытки отпоить герра доктора кофе ни к чему хорошему не привели.
Потому что дикие вопли, и безобразное серо-коричневое пятно на белой стене кабинета нельзя считать украшением его дизайна, или фактором, способствующим повышению производительности труда остальных работников предприятия.
Взглянув на осколки, и рыдающего в голос профессора, закрывшего лицо ладонями, герр Маннергейм вышел, оставив чёртово светило под присмотром трёх офис-девочек, и позвонил очередному нужному знакомому. Тот свёл его с ведущим психиатром города.