Разрушь меня
Шрифт:
Держась в тени, пробираюсь по улицам, стараясь вспомнить, где Адам лежал на земле. Но память подводит, с тех пор уже много чего случилось, мозг не в состоянии подмечать мелкие детали. Ужас плещет холодом в сердце: мне не справиться. Адам сейчас может быть где угодно. Они могли сотворить с ним все, что хотели.
Я даже не знаю, что искать.
Заслышав движение, бросаюсь в переулок. Пальцы каменеют, вцепившись в ставший скользким пистолет. Теперь, после выстрела, я чувствую
Шаги.
Распластываюсь на неровной, грубой стене, надеясь, что меня скроет тень, и гадаю, нашли уже Уорнера или нет.
Солдат проходит совсем близко. Поперек груди у него болтаются карабины, в руках автомат меньшего размера. Я смотрю на свой пистолет. Надо же, сколько бывает разного оружия. Мои микроскопические знания в этой области подсказывают лишь, что оружие бывает крупнее и меньше, одно надо часто перезаряжать, другое вроде моего пистолета — нет. Может, Адам научит меня…
Адам.
Я всасываю воздух и крадучись иду по улицам. Заметив особенно темную тень на тротуаре, стараюсь ее обогнуть, но, поравнявшись, различаю, что это пятно крови.
Адам.
Стискиваю зубы, пока боль не подавляет крика. Дышу часто-часто. Надо сосредоточиться и воспользоваться этой подсказкой. Нужно посмотреть…
Надо идти по кровавому следу.
Те, что тащили Адама, не возвращались, чтобы замыть кровь. Дорожка красных капель ведет от широких улиц к плохо освещенным проулкам. Стемнело уже настолько, что мне приходится нагибаться, чтобы не потерять след. Я не понимаю, куда он ведет. Капель становится меньше. По-моему, они исчезли. Темные пятна, которые мне попадаются, — это старая жвачка, втертая в асфальт, или когда-то давно здесь вытекала жизнь из другого человека. След оборвался.
Я вернулась на несколько шагов и прошла еще раз, и еще, и так трижды, прежде чем сообразила — Адама наверняка внесли в здание. Старый металлический ангар с ржавой дверью, по виду не открывавшейся лет сто. Но других вариантов у меня нет.
Я подергала ручку. Заперто.
Я навалилась всем телом, пытаясь сломать, била по ней, но только заработала синяки. Можно было пулей вынести замок, как делал Адам, но я не совсем понимала, куда стрелять, и не хотела шуметь.
Должен быть другой вход.
Другого входа не оказалось.
Во мне росло отчаяние, безнадежность лишала сил. Я готова была истерически кричать, пока не разорвутся легкие. Адам наверняка в этом здании.
А я стою у входа и не могу попасть внутрь.
Как все неправильно, несправедливо…
Я сжимаю кулаки, пытаясь отогнать отвратительное сознание собственной ничтожности, но чувствую, что схожу с ума, становлюсь дикой, безумной. Адреналин отступает, внимание рассеивается, солнце садится за горизонт, перед глазами мелькают лица Джеймса, Кенджи и Адама, Адама, Адама,
повсюду,
повсюду,
повсюду.
И тут я совершаю глупость.
Я бью в дверь кулаком.
В следующий миг мысль догоняет движение, и я внутренне готовлюсь к жесткому удару о стальную пластину и боли от раздробленных костей. Но кулак пробивает сталь двенадцати дюймов толщиной, будто масло. Я поражена. Я собираю эту летучую энергию и бью в дверь ногой, разнося стальные листы. Руками рву сталь в клочья, расчищая себе дорогу.
Меня подхватывает небывалый подъем и дикая радость: мне нравится мять и корежить стальные листы.
Так вот как я проломила бетонную стену в камере пыток!.. Стоп, получается, но я по-прежнему не знаю, как крошила бетон в штаб-квартире Уорнера.
Не теряя времени, лезу в образовавшуюся дыру и ныряю в тень. Это нетрудно: внутри совершенно темно. Ни ламп, ни звуков работающих машин, ни электричества. Очередной брошенный склад.
Осматриваю пол, но крови нигде нет. Сердце одновременно взмывает и падает свинцовым грузилом. Я хочу, чтобы с ним все было хорошо. Я хочу, чтобы он был жив. Адам не мертв. Не может этого быть.
Адам обещал Джеймсу вернуться.
Он никогда не нарушит обещания, данного братишке.
Сперва я двигаюсь осторожно, опасаясь нарваться на солдат, но вскоре понимаю, что склад пуст. Решаюсь перейти на бег.
Забыв об осторожности, пролетаю через двери и кручусь на месте, рассматривая обстановку. Это не склад, это какая-то фабрика.
Старые машины громоздятся у стен, ленты конвейера неподвижно замерли, тысячи ящиков с оборудованием сложены небрежными штабелями. Слышу чье-то дыхание, подавленный кашель.
Бросаюсь через двойные двери — створки закачались — и ищу источник слабого звука. Напрягаю слух и снова слышу чье-то тяжелое, болезненное дыхание.
Иду в том направлении, откуда слышится хрип. Это наверняка Адам. Пистолет в руке, я готова стрелять, внимательно вглядываюсь в темноту, ожидая нападения. Ноги двигаются проворно, легко, бесшумно. Я едва не стреляю в тень от штабеля ящиков. Отдышавшись от испуга, поворачиваю за угол.
И едва не оседаю на пол.
Адам подвешен за связанные запястья, без футболки, окровавленный и избитый. Голова свисает на грудь, левая штанина промокла от крови, несмотря на зажим, наложенный на бедро. Я не знаю, сколько времени он так висит; странно, что руки еще не выскочили из плечевых суставов. Значит, Адам продолжает бороться. Он держится.
Веревка на запястьях перекинута через какой-то металлический прут, тянущийся под потолком через весь зал. Приглядевшись, замечаю, что это часть конвейера. Адам висит на крюке конвейера.
Стало быть, это не просто фабрика.
Это бойня.
Я слишком бедна, чтобы позволить себе роскошь истерики.
Нужно придумать, как опустить его на пол, но я боюсь подходить. Оглядываю бывший цех, ища засаду, но вдруг понимаю, что с моей стороны угрозы не ожидают. Думают, мной сейчас занимается Уорнер.