Разрушай и подчиняй

Винтерс Пэппер

Сунув пистолет обратно за пояс, он вдруг толкнул меня вперед, в дом.

— Ты похожа на девушку из комедийного шоу. Просто заткнись и делай, как тебе говорят.

Я не ответила. Вместо этого я позволила ему толкать меня по коридору, который привел нас в двухэтажный круглый зал. Выстроенные изогнутые стены, витражи в куполообразной крыше и деревянная винтовая лестница казались бы еще прекраснее, если бы не опасный, шипящий от боли мужчина позади меня.

Я прошептала:

— Тебе нужно присесть. Думаю, у

тебя осталась пара минут, прежде чем ты потеряешь сознание.

— Заткнись.

Мое сердце странным образом пропустило удар. Часть меня возжелала, чтобы он рухнул без сознания. Побег и свобода придут в подарочной упаковке и легко, если он больше не будет проблемой. Но я опять возвращалась к тому, чего так отчаянно желала.

Ответы на мой пустой мир.

Более сильная моя часть не собиралась позволять этому человеку отключиться и оставить меня ни с чем.

Он зашагал к лестнице, тяжело дыша с каждым движением, остановился, ступив на первую ступеньку. Он посмотрел вверх на лестничную площадку, тень ярости мелькнула на его лице.

— Ты не можешь туда подняться. Ты вырубишься. Кто знает, вдруг ты упадешь и сломаешь кость или две.

Вцепившись в перила, он бросил на меня полный ненависти взгляд. Все его тело выглядело так, будто он хотел разобрать и сжечь эту лестницу.

Он сделал еще один шаг, подтягиваясь за изогнутые перила. Его кожаная куртка заскрипела, настолько тяжело он дышал.

Я готовилась к его обмороку. Я не знала должна ли стоять рядом, чтобы поймать его или позволить ему рухнуть.

Я не могла решить и просто наблюдала. И ждала.

Он остановился, затем вздохнул с досадой. Бросив на меня быстрый взгляд, Артур потопал обратно в своих огромных сапогах и схватил мое запястье.

— Не думай, что ты умнее меня, — проворчал он.

Молча оттаскивая меня к другой двери, он пнул ее, открыв огромную стерильную комнату в мягких оловянных тонах и с массивными фоторамками, развешенными в идеальной симметрии.

Освещение в доме было скрытым, и, казалось, что свет появился по мановению волшебной палочки, без видимых лампочек. Килл не дал времени рассмотреть фоторамки, волоча меня по черно-белому кафельному полу с огромным овально-изогнутым столом, на котором было установлено четыре монитора, связанные между собой двумя клавиатурами.

Лишь мягкий гул механизмов и блики на экранах оживляли целый особняк.

— А где все? — спросила я, когда он швырнул меня в офисное кресло, которое под давлением моего веса слегка откатилось.

В доме было пусто — тишина была бы невозможной, если бы внутри находились другие люди.

Килл схватил единственный стул и грузно в него уселся. Его челюсти были стиснуты, глаза сужены из-за сильнейшей боли, которую он чувствовал.

— Я живу один. — Он схватил пистолет и демонстративно, с грохотом положил на стол. — Это не значит,

что ты в безопасности. Поверь мне, когда я говорю, что это намного опаснее для тебя.

Я кивнула, мельком взглянув на фоторамку, возвышающуюся над ним. Уравнения. Миллиарды математических уравнений, все исписано различными шрифтами: печатным и рукописным. Не цветное. Только черное и белое.

На первый взгляд казалось, будто из этих отчетливых уравнений было собрано изображение, но это был лишь оптический обман.

Килл ухмыльнулся.

— Прекрати оглядываться и пялиться.

Я повиновалась, глядя в его яркие зеленые глаза, чувствуя вновь эти узы воспоминаний... отношений... любви.

Любовь?

Я отбросила прочь такие мысли. Я не знаю значение этого. Я забыла своих родителей, любовников, родственников или друзей. Как я могла забыть о них, однако чувствовать себя, будто я любила этого ужасного, окровавленного мужчину, который меня похитил и собирался продать?

Я разбита.

Я хотела потрясти себя и посмотреть, будут ли осколки моей души звенеть как китайский фарфор. Мне нужно найти способ собрать себя воедино, и как можно скорее.

Килл сделал глубокий вдох, когда новая волна боли заставила его вновь сжать кулаки.

— Ты сказала, что можешь помочь. Почему?

Я уперлась руками в мои голые бедра, желая, чтобы футболка была длиннее.

— Я ветеринар. Или, по крайней мере, была ветеринаром или училась, чтобы стать им... в общем, я знаю, как остановить кровотечение.

Надеюсь.

Нет, я знаю. Что-то внутри трепетало знаниями о том, как лечить, как зашить, обеспечить уход.

Он поднял бровь.

— Сколько тебе лет? Ты выглядишь слишком молодой, чтобы быть настолько квалифицированной.

Он наклонил голову, разоблачая рвение своего безобидного вопроса. Его поза говорила о том, что он меня знает или сомневается в моих навыках?

Я не знаю.

Я махнула рукой.

— Тебе правда нужно знать? Мне казалось, ты говорил, что тебе плевать на то, кто мы, откуда и как нас зовут. Скажи мне, где твоя аптечка, и я помогу тебе.

Я хотела получить ответы, но не хотела показывать свою слабость, упрашивая. Если я не буду подталкивать, сколько я смогу узнать из его оговорок и случайно проскальзывающих фраз?

Он стиснул челюсти, рассуждения светились в его взгляде. Наконец и с болезненным стоном он сбросил окровавленную куртку с плеч.

Я ахнула, откатившись назад на своем кресле.

— О, мой бог!!!

Вид крови меня не беспокоил, но то, что ему больно, ранило меня каким то непонятным образом.

Он стиснул зубы, глядя на свою продырявленную футболку.

— Ох, дерьмо. Надеялся, что все не настолько плохо.

Так много крови.

Он слегка покачнулся, его голова наклонилась, прежде чем он пробормотал: