Разрушай и подчиняй
Шрифт:
Жертва.
Но, я могу сказать, что любовь болезненней всего.
Я был непобедим, пока эмоции не контролировали мой мозг. Я был целеустремлен в своей решимости добиться справедливости. У меня был дар отключаться от мира и погружаться в цифры, расчеты и возмездие.
Но когда Клео посмотрела мне в глаза, все с той же глубокой привязанностью, которая была у нас когда-то, я испугался.
Я
Я хотел забыть все свои планы и сделать все, чтобы она была в безопасности.
Даже не смотря на ее нежные прикосновения и улыбку, у нее внутри тоже есть темнота. Пугающая пустота, которая не позволяет ей помнить все, то у нас было, и стал еще более одиноким.
Я полюбил незнакомку. Незнакомку, которая знала меня лучше, чем я сам.
Кто бы знал, что ее любовь может причинить такую боль.
Кто знал, что мое сердце разобьется опять, когда я узнаю. Что она ничего не помнит.
Забыла все, шептал я ей.
Все, что мы обещали.
— Килл
***
Ветер дул мне в лицо, а руки были обернуты вокруг талии Артура.
Кажется, прошла целая жизнь от нормальной скорости до крышесносной. В тот момент, когда он решил разгадать ту загадку, коей является моя жизнь, все пришло в действия. Никакого планирования, без сомнений.
Коллективный кивок и разумные мужчины превратились в диких охотников, идущих к одной цели.
Я удивлена, что Артур не перекинул меня через плечо и не усадил меня на свой Триумф, потому что был в ярости. Гнев, который он сдерживал, вырвался наружу после нашей встречи; он был во всеоружии.
Он схватил меня за запястье, и мы вчетвером влетели в гараж, в мир, ожидающим нас жеребцам. Только вот вместо вороных коней и копий, рыцари оседлали свои байки и возводили оружие, готовясь к битве.
Я просто надеялась, что не будет войны, и ответы отодвинут вражду Артура с теми людьми, о которых я даже не знала. Я хочу, чтобы жизнь была простой, а не месивом из лжи, которым она стала.
Я пыталась поговорить с Артуром через ветер, пока мы выезжали на опаленную солнцем дорогу, но шлем и то ужасное умиротворение, которое царило, пока он заводил мотоцикл, не оставили мне и шанса быть услышанной.
Его тело было напряжено, а его руки были на руле. Мое тело было прижато к нему, и я цеплялась за его жилетку.
Город, пригород, шоссе стали размытым пятном, когда три байка неслись по дороге.
Я не имела понятия, куда мы едем.
Двадцать минут прошло с того момента, когда мы собрались и выехали.
Сорок минут, мне стало жарко, и я вспотела, прижавшись к теплому телу Артура.
Пятьдесят
Час.
И мы все еще в дороге.
Рев не только не только нашего байка, но и Грассхоппера и Мо, отдавались не в моих ушах, но в моей душе. Мое сердце мурлыкало им в ответ. А живо стянуло в узел.
Семейный седан притормозил и пропустил нас. Большая платформа подвинулась, чтобы мы объехали ее. Это было уважение или страх, который дает байкерам дорога? В любом случае обороты оставались высокими, а их шины колесили по дороге; город исчезал за нашими спинами.
Мы, наконец, сбросили скорость и въехали в маленький город. Мы блуждали по переулкам города и по идеально ухоженным улицам. С каждым домом мое сердце стучало все быстрее.
Я знаю это место.
Мой взгляд упал на повядшую детскую лесенку и качели.
И мой мир пошатнулся.
— Ты разрешись поцеловать тебя, если я толкну?
Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами с парнем, который до прошлой недели не хотел иметь со мной ничего общего. Он был таким заносчивым, когда я попросила его посмотреть телевизор, пока моих родителей не было дома, и уснула. Я не могла понять, как мы так быстро добрались от незнакомцев до людей, которые делятся друг с другом самым сокровенным.
Мама сказала, что у Арта есть свои потребности, и когда я подросту, я пойму.
Я скривилась и сказала, что взросление отстой.
У Арта есть свои потребности — я его потребность. Глупый мальчишка просто этого не осознал.
Я нахмурилась.
— Что ты здесь делаешь? — Мои руки крепче схватились за качели. Я не хотела, чтобы он увидел боль в моих глазах или любовь в моем сердце. Он не заслуживал меня больше — не с его ужасным поведением.
Арт обошел качели и встал напротив меня, удерживая качели, его пах был напротив моих глаз, и я тяжело сглотнула.
Склонившись надо мной, он прошептал:
— Я был чертовым идиотом, Лютик.
— Не ругайся и не называй меня Лютик.
Он улыбнулся, но его улыбка не коснулась его глаз. Он выглядел грустным и потерянным.
— Я все разрушил? Я разрушил то, что у нас было?
Мой живот скрутился в узел.
Опустив свои руки вниз по цепочке, и накрыв мои руки своими, он присел и поднял голову, умоляя меня.